— Мы уже всё кончили, и всё в порядке… — Он замолчал.
Продолговатый черный обломок постепенно уплывал, открывая снова группу белых камней. Снова вспыхнул на солнце серебристый паучок.
— Что у вас там происходит? — спросил Быков. — Можете вы мне толком объяснить или нет?
Юрковский, отпихнув Михаила Антоновича, нагнулся к микрофону.
— Алексей, — крикнул он, — ты помнишь сказочку про гигантскую флюктуацию? Кажется, нам выпал-таки один шанс на миллиард!
— Какой шанс?
— Мы, кажется, нашли…
— Смотри, смотри, Володенька! — пробормотал Михаил Антонович, с ужасом глядя на экран.
Масса плотной серой пыли надвигалась сбоку, а над ней плыли наискосок десятки блестящих угловатых глыб. Юрковский даже застонал — сейчас заволочет, закроет, сомнет и утащит невесть куда и эти странные белые камни, и этого серебристого паучка. И никто никогда не узнает, что это было.
— Вниз! — заорал он. — Михаил, вниз!…
Космоскаф дернулся.
— Назад! — крикнул Быков. — Михаил, я приказываю, назад!
Юрковский протянул руку и выключил прием.
— Вниз, Миша, вниз… только вниз… И поскорее.
— Что ты, Володенька! Нельзя же — приказ! Что ты! — Михаил Антонович потянулся к рации.
Юрковский поймал его за руку.
— Посмотри на экран, Михаил, — сказал он. — Через двадцать минут будет поздно…
Михаил Антонович молча рвался к рации.
— Михаил, не будь дураком. Нам выпал один шанс на миллиард… Нам никогда не простят… Да пойми ты, старый дурак!
Михаил Антонович дотянулся-таки до рации и включил прием. Они услыхали, как тяжело дышит Быков.
— Нет, они нас не слышат, — сказал он кому-то.
— Миша! — хрипло зашептал Юрковский. — Я тебе не прощу никогда в жизни! Я забуду, что ты был моим другом, Миша. Я забуду, что мы были вместе на Голконде… Миша, это же смысл моей жизни, пойми! Я ждал этого всю жизнь. Я верил в это… Это пришельцы, Миша…
Михаил Антонович взглянул ему в лицо и зажмурился: он не узнал Юрковского.
— Миша, пыль надвигается. Выводи под пыль, Миша, прошу, умоляю! Мы быстро, мы только поставим радиобакен и сразу вернемся. Это же совсем просто и неопасно и никто не узнает…
— Мер-р-завец! — сказал Быков.
— Они что-то нашли, — послышался голос Жилина.
Михаил Антонович торопливо забормотал:
— Нельзя ведь. Не проси. Нельзя. Ведь я же обещал. Он с ума сойдет от беспокойства. Не проси…
Серая пелена пыли надвинулась вплотную.
— Пусти! — сказал Юрковский. — Я сам поведу.
Он стал молча выдирать Михаила Антоновича из кресла. Это было так дико и страшно, что Михаил Антонович совсем потерялся.
— Ну хорошо, — забормотал он. — Ну ладно… Ну подожди… — Он все никак не мог узнать лицо Юрковского — это было похоже на жуткий сон.
— Михаил Антонович! — позвал Жилин.
— Я, — слабо откликнулся Михаил Антонович.
И Юрковский изо всех сил ударил по рычажку бронированным кулаком. Металлическая перчатка срезала рычажок, словно бритвой.
— Вниз! — заревел Юрковский.
Михаил Антонович, ужаснувшись, бросил космоскаф в двадцатикилометровую пропасть. Он весь содрогался от жалости и страшных предчувствий. Прошла минута, другая…
Юрковский сказал ясным голосом:
— Миша, Миша, я же понимаю…
Ноздреватые каменные глыбы на экране росли, медленно поворачивались. Юрковский привычным движением надвинул на голову прозрачный колпак скафандра.
— Миша, Миша, я же понимаю… — сказал ясный голос Юрковского.
Быков, сгорбившись, сидел перед рацией, обеими руками вцепившись в стойку бесполезного микрофона. Он мог только слушать и пытаться понять, что происходит, и ждать, и надеяться. «Вернутся — изобью в кровь! — думал он. — Этого паиньку штурмана и этого генерального мерзавца. Нет, не изобью. Только бы вернулись! Только бы вернулись!» Рядом — руки в карманы — молчал угрюмый Жилин.
— Камни, — жалобно сказал Михаил Антонович, — камни…
Быков закрыл глаза. Камни в Кольце. Острые, тяжелые. Летят, ползут, крутятся. Обступают. Подталкивают, отвратительно скрипят по металлу. Толчок. Потом толчок посильнее. Это еще ерунда, не страшно, горохом сыплется по обшивке ползучая мелочь, и это тоже ерунда, а вот где-то сзади надвигается тот самый — тяжелый и быстрый, словно пущенный из гигантской катапульты, и локаторы еще не видят его за пеленой пыли, а когда увидят — будет все равно поздно… Лопается корпус, гармошкой складываются переборки, на миг мелькнет в трещине забитое камнем небо, пронзительно свистнет воздух, и люди становятся белыми и хрупкими, как лед… Впрочем, они в скафандрах. Быков открыл глаза.
— Жилин, — сказал он, — иди к Маркушину и узнай, где второй космоскаф. Пусть приготовят для меня пилота.
Жилин исчез.
— Миша! — беззвучно шептал Быков. — Как-нибудь, Миша… Как-нибудь.
— Вот он, — сказал Юрковский.
— Ай-яй-яй-яй-яй! — сказал Михаил Антонович.
— Километров пять?
— Что ты, Володенька! Гораздо меньше… Правда, хорошо, когда камней нет?
— Тормози понемногу. Я буду готовить бакен. Эх, зря я рацию сломал, дурак!…
— Что ж это может быть, Володенька? Смотри, какое чудище!
— Он их держит, видишь? Вот они где — пришельцы. А ты ныл!
— Что ты, Володенька, разве я ныл? Я так…
— Как-нибудь стань, чтобы его, спаси-сохрани, не задеть…
Наступило молчание. Быков напряженно слушал. «Может быть, и обойдется», — думал он.
— Ну, чего ты куксишься? — спросил Юрковский.
— Не знаю, право… Как-то мне все это странно. Не по себе как-то…
— Выйди под лапу и выбрось магнитную кошку.
— Хорошо, Володенька.
«Что они там нашли? — думал Быков. — Что еще за лапы? Что они там копаются? Неужели нельзя побыстрее?»
— Не попал! — сказал Юрковский.
— Подожди, Володенька, ты не умеешь. Дай я.
— Смотри, она словно вросла в камень… А ты заметил, что они все одинаковые?
— Да, все шесть. Мне это сразу странным показалось.
Вернулся Жилин.
— Нет космоскафа, — доложил он.
Быков даже не стал спрашивать, что это значит — нет космоскафа. Он отставил микрофон, поднялся и сказал:
— Пошли к швейцарцам.
— Так у нас ничего не получится, — сказал голос Михаила Антоновича.
Быков остановился.
— Да, действительно… Что ж тут придумать?
— Погоди, Володенька. Давай я сейчас вылезу и сделаю это вручную.
— Правильно, — согласился Юрковский. — Давай вылезем.
— Нет уж, Володенька, ты сиди здесь. Толку от тебя мало… мало ли что…
Юрковский сказал, помолчав:
— Ладно. А я еще несколько снимков сделаю.
Быков поспешно пошел к выходу. Жилин вслед за ним вышел из рубки и запер люк в рубку на ключ.
Быков на ходу сказал:
— Возьмем танкер, по пеленгу выйдем к этому месту и будем их ждать там.
— Правильно, Алексей Петрович, — сказал Жилин. — А что они там нашли?
— Не знаю, — процедил Быков сквозь зубы. — И знать не хочу. Пока я буду говорить с капитаном, ступай в рубку и займись пеленгом.
В коридоре обсерватории Быков поймал распаренного дежурного и приказал:
— Мы сейчас идем на танкер. Снимешь перемычку и задраишь люк.
Дежурный кивнул.
— Второй космоскаф возвращается, — сообщил он. (Быков остановился.) — Нет-нет, — сказал дежурный с сожалением. — Он будет не скоро — часа через три.
Быков молча двинулся дальше. Они миновали кессон, прошли мимо бамбукового стульчика и по узкому тесному колодцу поднялись в рубку танкера. Капитан Корф и его штурман стояли над низким столиком и рассматривали голубой чертеж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Продолговатый черный обломок постепенно уплывал, открывая снова группу белых камней. Снова вспыхнул на солнце серебристый паучок.
— Что у вас там происходит? — спросил Быков. — Можете вы мне толком объяснить или нет?
Юрковский, отпихнув Михаила Антоновича, нагнулся к микрофону.
— Алексей, — крикнул он, — ты помнишь сказочку про гигантскую флюктуацию? Кажется, нам выпал-таки один шанс на миллиард!
— Какой шанс?
— Мы, кажется, нашли…
— Смотри, смотри, Володенька! — пробормотал Михаил Антонович, с ужасом глядя на экран.
Масса плотной серой пыли надвигалась сбоку, а над ней плыли наискосок десятки блестящих угловатых глыб. Юрковский даже застонал — сейчас заволочет, закроет, сомнет и утащит невесть куда и эти странные белые камни, и этого серебристого паучка. И никто никогда не узнает, что это было.
— Вниз! — заорал он. — Михаил, вниз!…
Космоскаф дернулся.
— Назад! — крикнул Быков. — Михаил, я приказываю, назад!
Юрковский протянул руку и выключил прием.
— Вниз, Миша, вниз… только вниз… И поскорее.
— Что ты, Володенька! Нельзя же — приказ! Что ты! — Михаил Антонович потянулся к рации.
Юрковский поймал его за руку.
— Посмотри на экран, Михаил, — сказал он. — Через двадцать минут будет поздно…
Михаил Антонович молча рвался к рации.
— Михаил, не будь дураком. Нам выпал один шанс на миллиард… Нам никогда не простят… Да пойми ты, старый дурак!
Михаил Антонович дотянулся-таки до рации и включил прием. Они услыхали, как тяжело дышит Быков.
— Нет, они нас не слышат, — сказал он кому-то.
— Миша! — хрипло зашептал Юрковский. — Я тебе не прощу никогда в жизни! Я забуду, что ты был моим другом, Миша. Я забуду, что мы были вместе на Голконде… Миша, это же смысл моей жизни, пойми! Я ждал этого всю жизнь. Я верил в это… Это пришельцы, Миша…
Михаил Антонович взглянул ему в лицо и зажмурился: он не узнал Юрковского.
— Миша, пыль надвигается. Выводи под пыль, Миша, прошу, умоляю! Мы быстро, мы только поставим радиобакен и сразу вернемся. Это же совсем просто и неопасно и никто не узнает…
— Мер-р-завец! — сказал Быков.
— Они что-то нашли, — послышался голос Жилина.
Михаил Антонович торопливо забормотал:
— Нельзя ведь. Не проси. Нельзя. Ведь я же обещал. Он с ума сойдет от беспокойства. Не проси…
Серая пелена пыли надвинулась вплотную.
— Пусти! — сказал Юрковский. — Я сам поведу.
Он стал молча выдирать Михаила Антоновича из кресла. Это было так дико и страшно, что Михаил Антонович совсем потерялся.
— Ну хорошо, — забормотал он. — Ну ладно… Ну подожди… — Он все никак не мог узнать лицо Юрковского — это было похоже на жуткий сон.
— Михаил Антонович! — позвал Жилин.
— Я, — слабо откликнулся Михаил Антонович.
И Юрковский изо всех сил ударил по рычажку бронированным кулаком. Металлическая перчатка срезала рычажок, словно бритвой.
— Вниз! — заревел Юрковский.
Михаил Антонович, ужаснувшись, бросил космоскаф в двадцатикилометровую пропасть. Он весь содрогался от жалости и страшных предчувствий. Прошла минута, другая…
Юрковский сказал ясным голосом:
— Миша, Миша, я же понимаю…
Ноздреватые каменные глыбы на экране росли, медленно поворачивались. Юрковский привычным движением надвинул на голову прозрачный колпак скафандра.
— Миша, Миша, я же понимаю… — сказал ясный голос Юрковского.
Быков, сгорбившись, сидел перед рацией, обеими руками вцепившись в стойку бесполезного микрофона. Он мог только слушать и пытаться понять, что происходит, и ждать, и надеяться. «Вернутся — изобью в кровь! — думал он. — Этого паиньку штурмана и этого генерального мерзавца. Нет, не изобью. Только бы вернулись! Только бы вернулись!» Рядом — руки в карманы — молчал угрюмый Жилин.
— Камни, — жалобно сказал Михаил Антонович, — камни…
Быков закрыл глаза. Камни в Кольце. Острые, тяжелые. Летят, ползут, крутятся. Обступают. Подталкивают, отвратительно скрипят по металлу. Толчок. Потом толчок посильнее. Это еще ерунда, не страшно, горохом сыплется по обшивке ползучая мелочь, и это тоже ерунда, а вот где-то сзади надвигается тот самый — тяжелый и быстрый, словно пущенный из гигантской катапульты, и локаторы еще не видят его за пеленой пыли, а когда увидят — будет все равно поздно… Лопается корпус, гармошкой складываются переборки, на миг мелькнет в трещине забитое камнем небо, пронзительно свистнет воздух, и люди становятся белыми и хрупкими, как лед… Впрочем, они в скафандрах. Быков открыл глаза.
— Жилин, — сказал он, — иди к Маркушину и узнай, где второй космоскаф. Пусть приготовят для меня пилота.
Жилин исчез.
— Миша! — беззвучно шептал Быков. — Как-нибудь, Миша… Как-нибудь.
— Вот он, — сказал Юрковский.
— Ай-яй-яй-яй-яй! — сказал Михаил Антонович.
— Километров пять?
— Что ты, Володенька! Гораздо меньше… Правда, хорошо, когда камней нет?
— Тормози понемногу. Я буду готовить бакен. Эх, зря я рацию сломал, дурак!…
— Что ж это может быть, Володенька? Смотри, какое чудище!
— Он их держит, видишь? Вот они где — пришельцы. А ты ныл!
— Что ты, Володенька, разве я ныл? Я так…
— Как-нибудь стань, чтобы его, спаси-сохрани, не задеть…
Наступило молчание. Быков напряженно слушал. «Может быть, и обойдется», — думал он.
— Ну, чего ты куксишься? — спросил Юрковский.
— Не знаю, право… Как-то мне все это странно. Не по себе как-то…
— Выйди под лапу и выбрось магнитную кошку.
— Хорошо, Володенька.
«Что они там нашли? — думал Быков. — Что еще за лапы? Что они там копаются? Неужели нельзя побыстрее?»
— Не попал! — сказал Юрковский.
— Подожди, Володенька, ты не умеешь. Дай я.
— Смотри, она словно вросла в камень… А ты заметил, что они все одинаковые?
— Да, все шесть. Мне это сразу странным показалось.
Вернулся Жилин.
— Нет космоскафа, — доложил он.
Быков даже не стал спрашивать, что это значит — нет космоскафа. Он отставил микрофон, поднялся и сказал:
— Пошли к швейцарцам.
— Так у нас ничего не получится, — сказал голос Михаила Антоновича.
Быков остановился.
— Да, действительно… Что ж тут придумать?
— Погоди, Володенька. Давай я сейчас вылезу и сделаю это вручную.
— Правильно, — согласился Юрковский. — Давай вылезем.
— Нет уж, Володенька, ты сиди здесь. Толку от тебя мало… мало ли что…
Юрковский сказал, помолчав:
— Ладно. А я еще несколько снимков сделаю.
Быков поспешно пошел к выходу. Жилин вслед за ним вышел из рубки и запер люк в рубку на ключ.
Быков на ходу сказал:
— Возьмем танкер, по пеленгу выйдем к этому месту и будем их ждать там.
— Правильно, Алексей Петрович, — сказал Жилин. — А что они там нашли?
— Не знаю, — процедил Быков сквозь зубы. — И знать не хочу. Пока я буду говорить с капитаном, ступай в рубку и займись пеленгом.
В коридоре обсерватории Быков поймал распаренного дежурного и приказал:
— Мы сейчас идем на танкер. Снимешь перемычку и задраишь люк.
Дежурный кивнул.
— Второй космоскаф возвращается, — сообщил он. (Быков остановился.) — Нет-нет, — сказал дежурный с сожалением. — Он будет не скоро — часа через три.
Быков молча двинулся дальше. Они миновали кессон, прошли мимо бамбукового стульчика и по узкому тесному колодцу поднялись в рубку танкера. Капитан Корф и его штурман стояли над низким столиком и рассматривали голубой чертеж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31