..."
15. ГАННА ПРОКОПЧУК (III)
На этот раз чиновник комендатуры был еще более внимателен к Ганне, предложил ей черную сигарету, спросил, нет ли каких-нибудь трудностей с французской полицией:
– Они совершенно сошли с ума, им кажется, что мы чудовища, которые жаждут крови невинных, они хватают несчастных эмигрантов, сажают их в Сюртэ, а все шишки валятся на нас, проклятых «бошей»...
– Нет, нет, меня не тревожили, — ответила Ганна, не отрывая глаз от коричневой тоненькой папки. — Полиция, конечно, проверила мои документы, но все на этом кончилось.
– Ну и прекрасно. Теперь по поводу той просьбы, которую вы передали господину Прокоповичу...
– Он отказал.
– Мы знаем. Ничего. Я думаю, мы сможем помочь вам. Следует только написать заявление...
– Новое?
– Да, коротенькое, новое заявление. Вы обратитесь с просьбой разрешить вам отъезд на работу в рейх. Вы станете трудиться по своей профессии: мы нуждаемся в хороших зодчих. А уже оттуда, из рейха, для вас не составит никакого труда разыскать своих детей. Мы помогаем тем иностранцам, которые честно трудятся на ниве нашего национал-социалистского государства.
– Здесь у меня работа, интересная работа... А что будет там?
– То же самое. Только более интересная, с моей точки зрения, работа — вы сразу увидите результаты своего труда. Когда-то еще соберетесь отсюда в Бразилию...
– И вы думаете, мне разрешат выезд из Германии в Польшу?
– Куда?
– В Польшу, к моим детям?
– Польши нет. Нет больше такого государства, и оно никогда не возродится, так что, пожалуйста, говорите «генерал-губернаторство», это не будет обижать тех, кто осиротел в Германии после кровопролитной польской кампании.
«А кто осиротел в Польше? — подумала Ганна. — Как страшно сейчас сказал он, как ужасно и спокойно он сказал это...»
– Получить право на посещение генерал-губернаторства без моего отъезда на работу в Германию никак нельзя?
– Боюсь, что я не смогу вам помочь. Я готов переслать ваше прошение в Берлин, но поймите нас: в Варшаве у новой власти сейчас слишком много всякого рода забот. Город разрушен, гостиниц нет, вас не смогут обеспечить жильем, а это опасно, потому что там введен комендантский час.
– Дети в Кракове. У моей свекрови.
– Простите?
– Свекровь — это мать моего мужа. Она живет в Кракове.
– Краков — закрытый город. Там резиденция генерал-губернатора Франка.
– А можно запросить власти Варшавы или Кракова?
– По поводу ваших детей? Но мы не разрешаем выезд оттуда вообще, а уж в оккупированную зону, сюда, в Париж, тем более.
– Значит, выхода нет?
– Почему же? — искренне удивился чиновник. — Я предлагаю выход: работа в Германии. Это даст вам право найти своих детей, уверяю вас.
– Но...
– Не верьте вздорным слухам. Побежденные, как правило, клевещут на победителей. Мы создаем все условия для работы. В рейхе вы сможете творить по-настоящему. — Он положил свою жесткую ладонь на ее руку, по-дружески, как человек, понимающий горе матери, и добавил: — Поверьте мне — я еще не научился быть нечестным. Вот вам бумага, а текст я продиктую...
"...
Начальник генерального штаба
Гальдер.
«Донесения об обстановке:
а) С утра в воскресенье — наступление превосходящих сил на Эс-Соллум, захватывающее районы к югу и юго-востоку. У англичан 150 — 200 танков. В воздухе — превосходство противника. Подбито 60 танков и 11 самолетов. Танковое сражение юго-западнее Ридотто-Капуццо. Все атаки пока отбиты. Англичане перебрасывают самолеты в восточную часть Средиземноморья. Усилилась деятельность английских подводных лодок в Средиземном море (также и в Эгейском);
б) Оперативная зона русского флота. Деятельность русских сторожевых кораблей в районе Ханко и у западного выхода из Финского залива;
в) Главным оперативным районом американского флота становится Атлантика.
Якоб:
а) Мост у Турну-Магурэле закончен; переходят к мосту у Чернавода. Замена его большим паромом;
б) В Чернавода прибыли фильтровальные установки. В Констанце строятся 23 парома (должно быть 47). К 25.6 готовы не будут;
в) Миноискатели для 11-й армии.
Совещание с фельдмаршалом Листом в ставке главкома о назначении командующего германскими вооруженными силами на Юго-Востоке.
Буле:
а) Усиление гарнизонов на островах Ла-Манша. Три батареи 220-мм орудий, три батареи 150-мм орудий «К», шесть батарей мортир обр. 1918 года;
б) Штурмовые орудия и танки Т-IV. Использование штурмовых орудий вместо недостающих танков Т-IV;
в) Вопрос об отпускниках из Африки. 2% всех отпускников направлять на родину; 3% — оставлять в домах отдыха в Африке. Замена женатых холостыми;
г) Положение с пополнениями. В армии резерва до 1.10 — 450 тыс. человек. Из них нормальная убыль (болезни, непригодность и т. п.) — 150 тыс. человек. Для восполнения боевых потерь в операции «Барбаросса» остаются 300 тыс. К этому можно добавить 70 тыс. из полевых резервных батальонов = 370 тыс.;
д) Текущие дела. Среди них — оценка программы развертывания железнодорожно-саперных войск. Инструктаж офицеров связи, направляемых в группы армий, армии и танковые группы.
В заключение — Хойзингер: Текущие вопросы. Передача текущих дел Паулюсу.
Буле: Подготовить 900-ю бригаду. Использовать ее в районе Остроленки в интересах группы армий «Б» с задачей не допустить прорыва русских войск из мешка под Белостоком. В дальнейшем использовать как резерв ОКХ».
..."
16. РАЗМЫШЛЕНИЯ НАЕДИНЕ С СОБОЙ
Бандера проснулся в холодном поту от своего же страшного крика. Сон был кошмарный. Бандере привиделось, будто он привязан к стулу; рядом — огромный циферблат с медленной, дергающейся секундной стрелкой, а вместо гирек — секира из стали, раскачивающаяся в такт секундной стрелке прямо над головой. Все ниже опускается секира, все ниже, и вот уже почувствовал Бандера мягким пушком на макушке легкое ее прикосновение, и представил, как через несколько минут полоснет, и как легонько распустит кожу, и как кровь теплыми струйками побежит за уши, а потом секира — с синим отливом, тяжелая, бритвенная — тронет кость черепа, и Бандера ощутил это мгновение, закричал тонко и проснулся.
«Жара, — подумал он, когда явное ощущение сна ушло, притупилось, — поэтому и мучают кошмары».
Он поднялся с широкой тахты, прошлепал по навощенному полу в ванную комнату и стал под холодный душ.
«Лебедь говорил, что плоть надо усмирять холодной водой, — почему-то вспомнилось ему. — Ерунда какая. Холод — главный возбудитель плоти. Тепло дает спокойствие, а холод побуждает к действию».
Бандера явственно увидел маленькую церковь, где обычно служил отец; ощутил теплый, успокаивающий запах ладана и подумал испуганно, что замахивается на огромное, отвергая примат тепла.
«Хотя, — подумал он, стараясь успокоить себя, — это только православие ищет тепло: уния устремлена в холод неба».
Привыкший бояться отца, он долго еще — даже после того, как уехал во Львов, — чувствовал страх: не за поступок какой, а даже за невысказанную мысль.
Он стеснялся того, что был поповичем, и страх свой поборол силой: в драке студентов, когда Петро Бурденко был сбит ловкой подножкой, Бандера наступил каблуком на его лицо, и услышал хруст, и закричал, потому что глаза застлало красным, а потом стал пинать мягкое, пинать до изнеможения и рвоты, и это было неким рубежом в его жизни, приобщением к всепозволенности, которая подчиняет себе человека без остатка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70