Гермоген. Мне кажется, Сократ, ты это здорово разобрал. Ну а если
кто-нибудь спросил бы тебя: а "шествующее", "текущее", "обязывающее" -
какая правильность у этих имен?
Сократ. Что бы мы ему ответили, говоришь ты? Так?
Гермоген. Вот именно.
Сократ. Так ведь одно мы уже изобрели, позволяющее нам казаться людьми,
рассуждающими дельно.
Гермоген. Что же это такое?
Сократ. А вот: считать чем-то варварским то, а чего мы не знаем. Какие-то
имена, может быть, и правда таковы; но может быть, что причина
недоступности смысла первых имен - в их глубочайшей древности: ведь после
всевозможных извращений имен не удивительно, что наш древний язык ничем не
отличается от нынешнего варварского .
Гермоген. Твои слова не лишены смысла.
Сократ. Да ведь я говорю очевидные вещи. Впрочем, мне кажется, дело не
терпит отлагательств, и нам нужно обратиться к его рассмотрению. Вдумаемся
же если кто-то непрестанно будет спрашивать, из каких выражений получилось
то или иное имя, а затем начнет так же выпытывать, из чего эти выражения
состоят, и не прекратит этого занятия, разве не появится в конце концов
необходимость отказать ему в ответе?
Гермоген. Я допускаю это.
Сократ. Так когда же отвечающий вправе будет это сделать? Не тогда ли,
когда дойдет до имен, которые уже выступают как бы в качестве первоначал ,
из которых состоят другие имена и слова? Ведь мы не вправе подозревать, что
и они состоят из других имен, если они действительно простейшие. Например,
мы говорили, что имя "добро" состоит из "достойного удивления" и
"быстрого". Так вот мы могли бы сказать, что "быстрое" состоит из других
слов, те же - из третьих. Но если мы возьмем слово, которое не состоит ни
из каких других слов, то мы вправе будем сказать, что подошли здесь к
простейшей частице, которую уже не следует возводить к другим именам.
Гермоген. Мне кажется, ты говоришь верно.
Сократ. Значит, и те имена, о которых ты спрашиваешь, могут оказаться
простейшими, и нужно уже другим каким-то способом рассматривать, в чем
состоит их правильность?
Гермоген. Похоже, что так.
Сократ. Конечно, похоже, Гермоген. Ведь все слова, о которых мы уже
говорили, видимо, восходят как раз с к таким именам. Если это правильно, -
а мне кажется, что это так, - посмотри тогда вместе со мной, не вздор ли я
несу, рассуждая о том, какова правильность первых имен?
Гермоген. Ты только говори, а я уж буду следить за рассуждением вместе с
тобой, насколько я в силах.
Сократ. Ну с тем, что у всякого имени, и у первого, и у позднейшего,
правильность одна и та же и ни одно из них не лучше другого как имя, думаю
я, и ты согласен?
Гермоген. Разумеется.
Сократ. Далее, у тех имен, которые мы рассматривали, правильность была
чем-то таким, что указывало на качества каждой вещи?
Гермоген. А как же иначе?
Сократ. Значит, это в равной степени должны делать и первые, и позднейшие
имена, коль скоро они суть имена.
Гермоген. Верно.
Сократ. Но позднейшие, видно, были способны выражать это через посредство
первых
Гермоген. Видимо.
Сократ. Хорошо. А вот те, первые, которые не заключают в себе никаких
других, каким образом смогут они сделать вещи для нас предельно очевидными,
если только они действительно имена? Ответь мне вот что: если бы у нас не
было ни голоса, ни языка, а мы захотели бы объяснить другим окружающие
предметы, не стали бы мы разве обозначать все с помощью рук, головы и
вообще всего тела, как делают это немые?
Гермоген. Другого способа я не вижу, Сократ .
Сократ. Я думаю, если бы мы захотели обозначить что-то вышнее и легкое, мы
подняли бы руку к небу, подражая природе этой вещи, если же что-то низкое и
тяжелое, то опустили бы руку к земле. Точно так же, если бы мы захотели
изобразить бегущего коня или какое-нибудь другое животное, ты ведь знаешь,
мы бы всем своим телом и его положением постарались походить на них.
Гермоген. Безусловно, это должно быть так.
Сократ. Таким образом, выражение чего-либо с помощью тела - это подражание
тому, что выражает тело, которому подражаешь.
Гермоген. Да.
Сократ. Когда ж мы хотим выразить что-то голосом, языком и ртом, получается
ли у нас выражение каждой вещи с помощью этих членов тела, раз мы с их
помощью подражаем чему бы то ни было?
Гермоген. Непременно, как мне кажется
Сократ. В таком случае имя, видимо, есть подражание с помощью голоса тому,
чему подражают, и имя тому, чему подражают, дается при помощи голоса.
Гермоген. Мне кажется, так.
Сократ. Клянусь Зевсом, а вот мне не кажется, что я хорошо сказал это, друг.
Гермоген. Почему?
Сократ. Нам пришлось бы тогда признать, что те, кто подражает овцам,
петухам и другим животным, дают им имена тем самым, что им подражают?
Гермоген. Это верно.
Сократ. И тебе кажется, здесь все в порядке?
Гермоген. Да нет, по правде сказать. Однако, Сократ, какое подражание было
бы именем?
Сократ. Ну прежде всего, мне кажется, не такое какое бывает тогда, когда мы
подражаем вещам музыкой, хотя и тогда мы подражаем с помощью голоса; далее,
и не такое, какое бывает, когда мы подражаем тому же в вещах, чему
подражает музыка, мне не кажется, что тогда мы даем имя. А утверждаю я вот
что: у каждой вещи есть звучание, очертания, а у многих и цвет?
Гермоген. Разумеется.
Сократ. Искусство наименования, видимо, связано не с таким подражанием,
когда кто-то подражает подобным свойствам вещей. Это дело, с одной стороны,
музыки, а с другой - живописи. Не так ли?
Гермоген. Да.
Сократ. А подражание, о котором мы говорим, что собой представляет? Не
кажется ли тебе, что у каждой вещи есть еще и сущность, как есть цвет и все
то, о чем мы здесь говорили? Во-первых, у самого цвета или звука нет разве
какой-то сущности? Да и у всего другого, что только заслуживает
наименования бытия?
Гермоген. Я полагаю.
Сократ. Так что же? Если кто-то мог бы посредством букв и слогов подражать
в каждой вещи именно этому, сущности, разве не смог бы он выразить каждую
вещь, которая существует? Или это не так?
Гермоген. Разумеется, так.
Сократ. А как бы ты назвал того, кто способен это делать, если тех ты
только что назвал: одного - музыкантом, другого - живописцем? Как же мы
назовем этого?
Гермоген. Мне кажется, Сократ, тот, кого мы давно уже ищем, будет мастер
давать имена.
Сократ. а Если это верно, то теперь уже следует рассмотреть те имена, о
которых ты спрашивал, - "течение", "шествие", "владение ": схватывает ли
мастер с помощью букв и слогов сущность вещей, чтобы ей подражать, или же
нет.
Гермоген. Да, это верно.
Сократ. Тогда давай посмотрим, только ли это - первые имена, или есть еще
много других?
Гермоген. Думаю, есть и другие.
Сократ. Видимо. Однако какой бы нам найти способ различения того, где
именно начинает подражать подражающий? Коль скоро это будет подражанием
сущему посредством слогов и букв, то не правильнее ли всего начать с
различения простейших частиц, как это делают те, кто приступает к
определению стихотворного размера: сначала они различают значение звуков,
затем слогов и только после этого начинают рассматривать размер, ведь верно?
Гермоген. Да.
Сократ. Не так ли и нам нужно сначала различать гласные, а затем в
соответствии с их видами остальные - безгласные и беззвучные (ибо знатоки
называют их так) и, наконец, те, которые не назовешь ни беззвучными, ни
безгласными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256