ї Нет, человеческую.
ї Что же мы скажем о душе? Можно ее видеть или нельзя?
ї Нельзя.
ї Значит, она безвидна?
ї Да.
ї Значит, в сравнении с телом душа ближе к безвидному, а тело в сравнении с
душой ї к зримому?
ї Несомненно, Сократ.
ї А разве мы уже не говорили, что, когда душа пользуется телом, исследуя
что-либо с помощью зрения, слуха или какого-нибудь иного чувства (ведь
исследовать с помощью тела и с помощью чувства ї это одно и то же!), тело
влечет ее к вещам, непрерывно изменяющимся, и от соприкосновения с ними
душа сбивается с пути, блуждает, испытывает замешательство и теряет
равновесие, точно пьяная?
ї Да, говорили.
ї Когда же она ведет исследование сама по себе, она направляется туда, где
все чисто, вечно, бессмертно и неизменно, и так как она близка и сродни
всему этому, то всегда оказывается вместе с ним, как только остается
наедине с собой и не встречает препятствий. Здесь наступает конец ее
блужданиям, и, в непрерывном соприкосновении с постоянным и неизменным, она
и сама обнаруживает те же свойства. Это ее состояние мы называем
разумением, правильно?
ї Совершенно правильно, Сократ! Ты говоришь замечательно!
ї Итак, еще раз: к какому виду [сущего] ближе душа, как ты рассудишь, помня
и прежние доводы, и эти, самые последние?
ї Мне кажется, Сократ, ї ответил Кебет, ї любой, даже самый отъявленный
тугодум, идя по этому пути, признает, что душа решительно и безусловно
ближе к неизменному, чем к изменяющемуся.
ї А тело?
ї К изменяющемуся.
ї Взгляни теперь еще вот с какой стороны. Когда душа и тело соединены,
природа велит телу подчиняться и быть рабом, а душе ї властвовать и быть
госпожою. Приняв это в соображение, скажи, что из них, по-твоему, ближе
божественному и что смертному? Не кажется ли тебе, что божественное создано
для власти и руководительства, а смертное ї для подчинения и рабства?
ї Да, кажется.
ї Так с чем же схожа душа?
ї Ясно, Сократ: душа схожа с божественным, а тело со смертным.
ї Теперь подумай, Кебет, согласен ли ты, что из всего сказанного следует
такой вывод: божественному, бессмертному, умопостигаемому, единообразному,
неразложимому, постоянному и неизменному самому по себе в высшей степени
подобна наша душа, а человеческому, смертному, постигаемому не умом,
многообразному, разложимому и тленному, непостоянному и несходному с самим
собою подобно ї и тоже в высшей степени ї наше тело. Можем мы сказать
что-нибудь вопреки этому, друг Кебет?
ї Нет, не можем.
ї А если так, то не подобает ли телу быстро разрушаться, а душе быть вовсе
неразрушимой или почти неразрушимой?
ї Как же иначе?
ї Но ведь ты замечаешь, что, когда человек умирает, видимая его часть ї
тело, принадлежащая к видимому, или труп, как мы его называем, которому
свойственно разрушаться, распадаться, развеиваться, подвергается этой
участи не вдруг, не сразу, но сохраняется довольно долгое время, если
смерть застигнет тело в удачном состоянии и в удачное время года. К тому же
тело усохшее и набальзамированное, как бальзамируют в Египте, может
сохраняться чуть ли не без конца. Но если даже тело и сгниет, некоторые его
части ї кости, сухожилия и прочие им подобные, можно сказать, бессмертны.
Верно?
ї Да.
ї А душа, сама безвидная и удаляющаяся в места славные, чистые и безвидные
ї поистине в Аид, к благому и разумному богу, куда ї если бог пожелает ї
вскорости предстоит отойти и моей душе, ї неужели душа, чьи свойства и
природу мы сейчас определили, немедленно, едва расставшись с телом,
рассеивается и погибает, как судит большинство людей? Нет, друзья Кебет и
Симмий, ничего похожего, но скорее всего вот как. Допустим, что душа
разлучается с телом чистою и не влачит за собою ничего телесного, ибо в
течение всей жизни умышленно избегала любой связи с телом, остерегалась его
и сосредоточивалась в самой себе, постоянно в этом упражняясь, иными
словами, посвящала себя истинной философии и, по сути дела, готовилась
умереть легко и спокойно. Или же это нельзя назвать подготовкою к смерти?
ї Бесспорно, можно.
ї Такая душа уходит в подобное ей самой безвидное место, божественное,
бессмертное, разумное, и, достигши его, обретает блаженство, отныне
избавленная от блужданий, безрассудства, страхов, диких вожделений и всех
прочих человеческих зол, и ї как говорят о посвященных в таинства ї впредь
навеки поселяется среди богов. Так мы должны сказать, Кебет, или как-нибудь
по-иному?
ї Так, клянусь Зевсом, ї ответил Кебет.
ї Но, думаю, если душа разлучается с телом оскверненная и замаранная, ибо
всегда была в связи с телом, угождала ему и любила его, зачарованная им,
его страстями и наслаждениями настолько, что уже ничего не считала
истинным, кроме телесного, ї того, что можно осязать, увидеть, выпить,
съесть или использовать для любовной утехи, а все смутное для глаза и
незримое, но постигаемое разумом и философским рассуждением, приучилась
ненавидеть, бояться и избегать, ї как, по-твоему, такая душа расстанется с
телом чистою и обособленною в себе самой?
ї Никогда!
ї Я думаю, что она вся проникнута чем-то телесным: ее срастили с ним
постоянное общение и связь и долгие заботы о нем.
ї Совершенно верно.
ї Но ведь телесное, друг, надо представлять себе плотным, тяжелым,
землеобразным, видимым. Ясно, что душа, смешанная с телесным, тяжелеет, и
эта тяжесть снова тянет ее в видимый мир. В страхе перед безвидным, перед
тем, что называют Аидом, она бродит среди надгробий и могил ї там иной раз
и замечают похожие на тени призраки душ. Это призраки как раз таких душ,
которые расстались с телом нечистыми; они причастны зримому и потому
открываются глазу.
ї Да, Сократ, похоже на то.
ї Очень похоже, Кебет. И конечно же это души не добрых, но дурных людей:
они принуждены блуждать среди могил, неся наказание за дурной образ жизни в
прошлом, и так блуждают до той поры, пока пристрастием к бывшему своему
спутнику ї к телесному ї не будут вновь заключены в оковы тела. Оковы эти,
вероятно, всякий раз соответствуют тем навыкам, какие были приобретены в
прошлой жизни.
ї О каких же навыках ты говоришь, Сократ?
ї Ну, вот, например, кто предавался чревоугодию, беспутству и пьянству,
вместо того чтобы всячески их остерегаться, перейдет, вероятно, в породу
ослов или иных подобных животных. Как тебе кажется?
ї Это вполне вероятно.
ї А те, кто отдавал предпочтение несправедливости, властолюбию и
хищничеству, перейдут в волков, ястребов или коршунов. Или же мы с тобою
решим, что такие души перейдут в иные какие-нибудь тела?
ї Что ты! ї сказал Кебет. Конечно, в эти, которые ты назвал.
ї Тогда, по-моему, уже ясно, что и всем остальным предназначены места,
соответствующие их главной в жизни заботе.
ї Да уж куда яснее!
ї А самые счастливые среди них, уходящие в самое лучшее место, ї это те,
кто преуспел в гражданской, полезной для всего народа добродетели: имя ей
рассудительность и справедливость, она рождается из повседневных обычаев и
занятий, без участия философии и ума.
ї Чем же они такие счастливые?
ї Да они, вероятно, снова окажутся в общительной и смирной породе, среди
пчел, или, может быть, ос, или муравьев, а не то и вернутся к человеческому
роду, и из них произойдут воздержные люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256