ї Так оно и есть.
ї Значит, и тут душа философа решительно презирает тело и бежит от него,
стараясь остаться наедине с собою?
ї Очевидно, так.
ї Теперь такой вопрос, Симмий. ПризнаРм мы, что существует справедливое
само по себе, или не признаем?
ї Ну разумеется, признаРм, клянусь Зевсом.
ї А прекрасное и доброе?
ї Как же не признать?
ї А тебе случалось хоть раз видеть что-нибудь подобное воочию?
ї Конечно, нет, ї сказал Симмий.
ї Значит, ты постиг это с помощью какого-то иного телесного чувства? Я
говорю сейчас о вещах того же рода ї о величине, здоровье, силе и так далее
ї одним словом, о том, что каждая из этих вещей представляет собою по своей
сущности. Так как же, самое истинное в них мы обнаруживаем с помощью тела?
Или же, напротив, кто из нас всего тщательнее и настойчивее приучит себя
размышлять о каждой вещи, которую он исследует, тот всего ближе подойдет к
ее истинному познанию?
ї Именно так.
ї Но в таком случае самым безукоризненным образом разрешит эту задачу тот,
кто подходит к каждой вещи средствами одной лишь мысли (насколько это
возможно), не привлекая в ходе размышления ни зрения, ни иного какого
чувства и ни единого из них не беря в спутники рассудку, кто пытается
уловить любую из сторон бытия самое по себе, во всей ее чистоте,
вооруженный лишь мыслью самой по себе, тоже вполне чистой, и отрешившись
как можно полнее от собственных глаз, ушей и, вообще говоря, от всего
своего тела, ибо оно смущает душу всякий раз, как они действуют совместно,
и не дает ей обрести истину и разумение. Разве не такой человек, Симмий,
больше всех преуспеет в исследовании бытия?
ї Все, что ты говоришь, Сократ, ї отвечал Симмий, ї совершенно верно.
ї Да, ї продолжал Сократ, ї примерно такое убеждение и должно составиться
из всего этого у подлинных философов, и вот что приблизительно могли бы они
сказать друг другу: "Словно какая-то тропа приводит нас к мысли, что, пока
мы обладаем телом и душа наша неотделима от этого зла, нам не овладеть
полностью предметом наших желаний. Предмет же этот, как мы утверждаем, ї
истина. В самом деле, тело не только доставляет нам тысячи хлопот ї ведь
ему необходимо пропитание! ї но вдобавок подвержено недугам, любой из
которых мешает нам улавливать бытие. Тело наполняет нас желаниями,
страстями, страхами и такой массою всевозможных вздорных призраков, что,
верьте слову, из-за него нам и в самом деле совсем невозможно о чем бы то
ни было поразмыслить! А кто виновник войн, мятежей и битв, как не тело и
его страсти? Ведь все войны происходят ради стяжания богатств, а стяжать их
нас заставляет тело, которому мы по-рабски служим. Вот по всем этим
причинам ї по вине тела ї у нас и нет досуга для философии.
Но что всего хуже: если даже мы на какой-то срок освобождаемся от заботы о
теле, чтобы обратиться к исследованию и размышлению, тело и тут всюду нас
путает, сбивает с толку, приводит в замешательство, в смятение, так что
из-за него мы оказываемся не в силах разглядеть истину. И напротив, у нас
есть неоспоримые доказательства, что достигнуть чистого знания чего бы то
ни было мы не можем иначе как отрешившись от тела и созерцая вещи сами по
себе самою по себе душой. Тогда, конечно, у нас будет то, к чему мы
стремимся с пылом влюбленных, а именно разум, но только после смерти, как
обнаруживает наше рассуждение, при жизни же ї никоим образом. Ибо если, не
расставшись с телом, невозможно достичь чистого знания, то одно из двух:
или знание вообще недостижимо, или же достижимо только после смерти. Ну,
конечно, ведь только тогда, и никак не раньше, душа остается сама по себе,
без тела. А пока мы живы, мы, по-видимому, тогда будем ближе всего к
знанию, когда как можно больше ограничим свою связь с телом и не будем
заражены его природою, но сохраним себя в чистоте до той поры, пока сам бог
нас не освободит. Очистившись таким образом и избавившись от безрассудства
тела, мы, по всей вероятности, объединимся с другими такими же, как и мы,
[чистыми сущностями] и собственными силами познаем все чистое, а это,
скорее всего, и есть истина. А нечистому касаться чистого не дозволено".
Вот что, Симмий, мне кажется, непременно должны говорить друг другу все
подлинно стремящиеся к знанию и такого должны держаться взгляда. Ты
согласен со мною?
ї Совершенно согласен, Сократ.
ї Если же это верно, друг, ї продолжал Сократ, ї можно твердо надеяться,
что там, куда я нынче отправляюсь, именно там, скорее, чем где-нибудь еще,
мы в полной мере достигнем цели, ради которой столько трудились всю жизнь,
так что назначенное мне путешествие я начинаю с доброю надеждою, как и
всякий другой, кто верит, что очистил свой ум и этим привел его в должную
готовность.
ї Да, это так, ї сказал Симмий.
ї А очищение ї не в том ли оно состоит (как говорилось прежде), чтобы как
можно тщательнее отрешать душу от тела, приучать ее собираться из всех его
частей, сосредоточиваться самой по себе и жить, насколько возможно, ї и
сейчас и в будущем ї наедине с собою, освободившись от тела, как от оков?
ї Совершенно верно, ї сказал Симмий.
ї Но это как раз и называется смертью ї освобождение и отделение души от
тела?
ї Да, бесспорно.
ї Освободить же ее, ї утверждаем мы, ї постоянно и с величайшею
настойчивостью желают лишь истинные философы, в этом как раз и состоят
философские занятия ї в освобождении и отделении души от тела.
Так или не так?
ї Очевидно, так.
ї Тогда мне остается повторить уже сказанное вначале: человек всю жизнь
приучал себя жить так, чтобы быть как можно ближе к смерти, а потом, когда
смерть наконец приходит к нему, он негодует. Разве это не смешно?
ї Конечно, еще бы не смешно.
ї Да и в самом деле, Симмий, ї продолжал Сократ, ї истинные философы много
думают о смерти, и никто на свете не боится ее меньше, чем эти люди. Суди
сам. Если они непрестанно враждуют со своим телом и хотят обособить от него
душу, а когда это происходит, трусят и досадуют, ї ведь это же чистейшая
бессмыслица! Как не испытывать радости, отходя туда, где надеешься найти
то, что любил всю жизнь, ї любил же ты разумение, ї и избавиться от
общества давнего своего врага! Немало людей жаждали сойти в Аид после
смерти любимого, супруги или же сына: их вела надежда встретиться там со
своими желанными и больше с ними не разлучаться. А человек, который на
самом деле любит разумение и проникся уверенностью, что нигде не приобщится
к нему полностью, кроме как в Аиде, ї этот человек будет досадовать, когда
наступит смерть, и отойдет, полный печали?!
Вот как нам надо рассуждать, друг Симмий, если мы говорим о настоящем
философе, ибо он будет совершенно уверен, что нигде в ином месте не
приобщится к разумению во всей его чистоте. Но когда так, повторяю, разве
это не чистейшая бессмыслица, чтобы такой человек боялся смерти?
ї Да, полная бессмыслица, клянусь Зевсом, ї сказал Симмий.
ї А если ты увидишь человека, которого близкая смерть огорчает, не
свидетельствует ли это с достаточной убедительностью, что он любит не
мудрость, а тело? А может, он окажется и любителем богатства, или любителем
почестей, или того и другого разом.
ї Ты говоришь сущую правду, ї сказал Симмий.
ї Теперь ответь мне, Симмий:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256