Мне и девать его некуда.
- Возьмите, возьмите, - потребовал капитан. - В жизни всякое бывает, пригодится.
- Нет, нет, - сказал наш герой, - покорно благодарю.
- Павлычко, - тихо приказал капитан.
Солдат тотчас нырнул в сундучок, извлек старинную курительную трубку, почерневшую от табака, жара и времени.
- Да я не курю, - сказал наш герой решительно, и в сознании его возникла вдруг большая полутемная зала в том самом флигеле, и сизый табачный дым из множества трубок, и потухающий огонь в камине, и из полумрака - улыбка Милодоры, смех Мерсинды, задыхающийся шепот Дельфинии. "Ах, какая ночка была прелестная! - подумал он. - И зачем это я тогда Милодорочку так грубо выставил?"
- Возьмите, - сказал Аркадий Иванович. - Я с ума сойду, ежели угодить вам не смогу. Возьмите. Вы очень мне симпатичны, - глаза его были полны просьбой. В ящике повизгивали щенки. - Вы не можете покинуть меня, не взяв подарка. Так не бывает. Возьмите...
- Ну ладно, - сказал наш герой, - покорно благодарю, - и потянулся было к трубке, но Аркадий Иванович мягко отвел его руку.
- Нет, - сказал он, вглядываясь в глаза Авросимова, - вы без охоты берете, без сердца... Це не дило... Вам этот презент не по душе... Павлычко!
Солдат, молча наблюдавший всю эту сцену, стремительно кинулся к подоконнику и подал нашему герою небольшой пистолет.
- Покорно благодарю, - сказал Авросимов.
- Английский. Самая совершенная модель, - радостно сообщил капитан.
- Покорно благодарю.
- Заряжен.
- Покорно благодарю.
- Полсотни шагов для него - не расстояние, - сказал Аркадий Иванович. Целиться умеете?.. Це гарно. Павлычко, горилки!
Солдат подал им по рюмке. Они стоя выпили.
- А он вас впрямь боится? - спросил Авросимов.
- А як же, - удивился капитан. - Зато, что я ни скажи... а ведь если он бояться не будет, господин Ваня, что же выйдет? Он так и дурному влиянию поддастся... Это уже не солдат будет, а злодей... Верно ведь? В каждом из нас сидит злодей, господин Ваня, но мы должны его изгонять, воли ему не давать, и засмеялся.
Наш герой подумал, что это так и есть, хотя, может, сильно сказано, но есть, и у солдата - не боязнь, не страх какой-нибудь, а почитание, тем более если слышать, как капитан смеется, играя своими глазищами.
- А вы не хотите меня отблагодарить? - вдруг в упор спросил капитан так, что наш герой даже растерялся.
А Аркадий Иванович продолжал глядеть на него неотрывно, с улыбкой.
- Нет ли у вас на примете нежного предмета? - спросил капитан. - И с ямочками на щеках? Ежели есть, то ведите меня. Или я недостоин, вы считаете?
- Отчего же, - сказал Авросимов, размышляя над внезапной просьбой.
- Так ведите меня, ведите, ну... - шутливо потребовал Аркадий Иванович.
Наш герой сунул пистолет за пазуху, накинул шубу. Павлычки уже не было. Дядюшка, верно, спал. Аркадий Иванович оделся тоже, и они вышли.
- Ну, куда же вы меня поведете? - спросил капитан. - Где ваш нежный предмет пребывать изволит?
6
Они медленно двигались по пустой мостовой, обходя синие сугробы, и наш герой мучительно раздумывал над сложившимися обстоятельствами.
Действительно, посудите сами, как было ему не мучиться, когда он и сам-то в Петербурге - без году неделя, да и не таков, чтобы сразу суметь угодить симпатичному, но настойчивому капитану в его щекотливом предприятии, да и, кроме того, само знакомство с Аркадием Ивановичем было несколько стремительно, и после всяких высокопарных и таинственных намеков на какие-то его заслуги, в чем Авросимов и разобраться-то толком не успел, вот вам, пожалуйста, подайте ему нежный предмет, то есть просто капитану желательно женское общество, а где оно?
Пистолет подрагивал на широкой груди Авросимова и холодил ее. День перевалил на вторую свою половину, и потянуло туманом и синевой. Красное зимнее солнышко потонуло в Неве, где-то за Адмиралтейством. Едва сумерки надвинутся, можно будет в знакомый флигель постучать...
Хмель постепенно проходил, и на душе у нашего героя снова становилось гадко. Казалось, что из-за поворота вот-вот вывернутся сани его сиятельства военного министра и снова придется вести унылый разговор неизвестно о чем.
- В Петербурге у меня есть знакомая, - сказал Аркадий Иванович, - Амалия Петровна Пестель. Дама молодая и прелестная. Как она супруга своего любит! Вы бы только поглядели, господин Ваня. Когда я смотрю на них, мне за себя больно становится. Почему я один на белом свете? Вот не дал Господь. А я вам должен признаться, что женщину считаю в нашей жизни главным, и это не в том смысле, в каком я вас только что попросил, а в самом высшем, в философском... Я и у нас в полку, бывало, рассказывал свои убеждения, но некоторые, - сказал он с грустью, - некоторые молодые офицеры, как это говорится, из хороших фамилий, меня на смех пытались поднимать... - он покрутил головой. - Да разве можно на них за то серчать? Они по воспитанию такие, я ведь понимаю. Я для них - кто? Провинциал, скука...
- Да, да, - подтвердил Авросимов.
- Но они это не по злобе, не по природе, господин Ваня, а когда тебя узнают, так и вовсе проникаются симпатией... Верно, верно... Уж я знаю. Поэтому и серчать на них за то нельзя. Да, предмет нежный... Это, так сказать, в житейском смысле. Но поверите ли, я, господин Ваня, ради этого самого могу даже преступление совершить или, скажем, - подвиг. А вы куда же меня ведете?
- Есть один дом, сударь, - сказал Авросимов, - в котором тепло и приятно. Уж вы жалеть не будете.
- Дай-то Бог, - засмеялся капитан.
Аркадий Иванович умолк, и наш герой, воспользовавшись паузой, погрузился в мечты о предполагаемом визите во флигель. Что мог встретить он там? Опять эти крики веселья и шепот любви и полную непринужденность, когда тело словно разделено на части и каждая часть живет своей особой жизнью. Полное забвение, и никаких следственных, и никаких военных министров, и только горячее дыхание Милодорочки или Дельфинии, и бесшумная челядь, которая все что-то несет, несет, уносит... и, наконец, добрый и прекрасный Бутурлин, который успокоить может, который так легко тонкой рукой поведет, и тотчас все вокруг станет бренным, расплывчатым... О чем сожалеть?
- В жизни я всегда отличался большим любопытством, - вдруг сказал Аркадий Иванович.
- А что же вы все никак о своем геройстве мне не скажете? - напомнил ему Авросимов.
- А далеко ли нам идти, господин Ваня? - спросил в свою очередь капитан. Я очень вам верю, что вы меня приведете к земле обетованной... Только вы меня в общество все же не ведите. А знаете, у меня в Линцах была одна Анюта, господин Ваня. Вдова исправника... Вот истинный ангел, господин Ваня. Да вы и сами понимать должны...
- Я в этом не очень, - признался наш герой.
Капитан нежно взял его за локоть.
- Что ж так?
- Я молод еще, сударь...
- С вашими-то плечищами, - сказал капитан с улыбкой, - можно любую даму с ума свесть... А к чему я вам про любопытство свое начал?.. Ага... Знаете, господин Ваня, мой полковник был человек незаурядный, вот я о чем... - и вздохнул. - Скажу вам, не хвастаясь, я в особенных людях толк знаю, я их тотчас же на глаз беру, хотя я ведь тоже по-своему хорош, как я умею с людьми быть утончен и покладист. Я, бывало, выйду в Линцах перед строем и, пока там унтера суетятся, эдак вот рукой только качну, и строй тотчас - ровная линия, а иначе я вас, сукины дети!.. Вы не подумайте, господин Ваня, что это от страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
- Возьмите, возьмите, - потребовал капитан. - В жизни всякое бывает, пригодится.
- Нет, нет, - сказал наш герой, - покорно благодарю.
- Павлычко, - тихо приказал капитан.
Солдат тотчас нырнул в сундучок, извлек старинную курительную трубку, почерневшую от табака, жара и времени.
- Да я не курю, - сказал наш герой решительно, и в сознании его возникла вдруг большая полутемная зала в том самом флигеле, и сизый табачный дым из множества трубок, и потухающий огонь в камине, и из полумрака - улыбка Милодоры, смех Мерсинды, задыхающийся шепот Дельфинии. "Ах, какая ночка была прелестная! - подумал он. - И зачем это я тогда Милодорочку так грубо выставил?"
- Возьмите, - сказал Аркадий Иванович. - Я с ума сойду, ежели угодить вам не смогу. Возьмите. Вы очень мне симпатичны, - глаза его были полны просьбой. В ящике повизгивали щенки. - Вы не можете покинуть меня, не взяв подарка. Так не бывает. Возьмите...
- Ну ладно, - сказал наш герой, - покорно благодарю, - и потянулся было к трубке, но Аркадий Иванович мягко отвел его руку.
- Нет, - сказал он, вглядываясь в глаза Авросимова, - вы без охоты берете, без сердца... Це не дило... Вам этот презент не по душе... Павлычко!
Солдат, молча наблюдавший всю эту сцену, стремительно кинулся к подоконнику и подал нашему герою небольшой пистолет.
- Покорно благодарю, - сказал Авросимов.
- Английский. Самая совершенная модель, - радостно сообщил капитан.
- Покорно благодарю.
- Заряжен.
- Покорно благодарю.
- Полсотни шагов для него - не расстояние, - сказал Аркадий Иванович. Целиться умеете?.. Це гарно. Павлычко, горилки!
Солдат подал им по рюмке. Они стоя выпили.
- А он вас впрямь боится? - спросил Авросимов.
- А як же, - удивился капитан. - Зато, что я ни скажи... а ведь если он бояться не будет, господин Ваня, что же выйдет? Он так и дурному влиянию поддастся... Это уже не солдат будет, а злодей... Верно ведь? В каждом из нас сидит злодей, господин Ваня, но мы должны его изгонять, воли ему не давать, и засмеялся.
Наш герой подумал, что это так и есть, хотя, может, сильно сказано, но есть, и у солдата - не боязнь, не страх какой-нибудь, а почитание, тем более если слышать, как капитан смеется, играя своими глазищами.
- А вы не хотите меня отблагодарить? - вдруг в упор спросил капитан так, что наш герой даже растерялся.
А Аркадий Иванович продолжал глядеть на него неотрывно, с улыбкой.
- Нет ли у вас на примете нежного предмета? - спросил капитан. - И с ямочками на щеках? Ежели есть, то ведите меня. Или я недостоин, вы считаете?
- Отчего же, - сказал Авросимов, размышляя над внезапной просьбой.
- Так ведите меня, ведите, ну... - шутливо потребовал Аркадий Иванович.
Наш герой сунул пистолет за пазуху, накинул шубу. Павлычки уже не было. Дядюшка, верно, спал. Аркадий Иванович оделся тоже, и они вышли.
- Ну, куда же вы меня поведете? - спросил капитан. - Где ваш нежный предмет пребывать изволит?
6
Они медленно двигались по пустой мостовой, обходя синие сугробы, и наш герой мучительно раздумывал над сложившимися обстоятельствами.
Действительно, посудите сами, как было ему не мучиться, когда он и сам-то в Петербурге - без году неделя, да и не таков, чтобы сразу суметь угодить симпатичному, но настойчивому капитану в его щекотливом предприятии, да и, кроме того, само знакомство с Аркадием Ивановичем было несколько стремительно, и после всяких высокопарных и таинственных намеков на какие-то его заслуги, в чем Авросимов и разобраться-то толком не успел, вот вам, пожалуйста, подайте ему нежный предмет, то есть просто капитану желательно женское общество, а где оно?
Пистолет подрагивал на широкой груди Авросимова и холодил ее. День перевалил на вторую свою половину, и потянуло туманом и синевой. Красное зимнее солнышко потонуло в Неве, где-то за Адмиралтейством. Едва сумерки надвинутся, можно будет в знакомый флигель постучать...
Хмель постепенно проходил, и на душе у нашего героя снова становилось гадко. Казалось, что из-за поворота вот-вот вывернутся сани его сиятельства военного министра и снова придется вести унылый разговор неизвестно о чем.
- В Петербурге у меня есть знакомая, - сказал Аркадий Иванович, - Амалия Петровна Пестель. Дама молодая и прелестная. Как она супруга своего любит! Вы бы только поглядели, господин Ваня. Когда я смотрю на них, мне за себя больно становится. Почему я один на белом свете? Вот не дал Господь. А я вам должен признаться, что женщину считаю в нашей жизни главным, и это не в том смысле, в каком я вас только что попросил, а в самом высшем, в философском... Я и у нас в полку, бывало, рассказывал свои убеждения, но некоторые, - сказал он с грустью, - некоторые молодые офицеры, как это говорится, из хороших фамилий, меня на смех пытались поднимать... - он покрутил головой. - Да разве можно на них за то серчать? Они по воспитанию такие, я ведь понимаю. Я для них - кто? Провинциал, скука...
- Да, да, - подтвердил Авросимов.
- Но они это не по злобе, не по природе, господин Ваня, а когда тебя узнают, так и вовсе проникаются симпатией... Верно, верно... Уж я знаю. Поэтому и серчать на них за то нельзя. Да, предмет нежный... Это, так сказать, в житейском смысле. Но поверите ли, я, господин Ваня, ради этого самого могу даже преступление совершить или, скажем, - подвиг. А вы куда же меня ведете?
- Есть один дом, сударь, - сказал Авросимов, - в котором тепло и приятно. Уж вы жалеть не будете.
- Дай-то Бог, - засмеялся капитан.
Аркадий Иванович умолк, и наш герой, воспользовавшись паузой, погрузился в мечты о предполагаемом визите во флигель. Что мог встретить он там? Опять эти крики веселья и шепот любви и полную непринужденность, когда тело словно разделено на части и каждая часть живет своей особой жизнью. Полное забвение, и никаких следственных, и никаких военных министров, и только горячее дыхание Милодорочки или Дельфинии, и бесшумная челядь, которая все что-то несет, несет, уносит... и, наконец, добрый и прекрасный Бутурлин, который успокоить может, который так легко тонкой рукой поведет, и тотчас все вокруг станет бренным, расплывчатым... О чем сожалеть?
- В жизни я всегда отличался большим любопытством, - вдруг сказал Аркадий Иванович.
- А что же вы все никак о своем геройстве мне не скажете? - напомнил ему Авросимов.
- А далеко ли нам идти, господин Ваня? - спросил в свою очередь капитан. Я очень вам верю, что вы меня приведете к земле обетованной... Только вы меня в общество все же не ведите. А знаете, у меня в Линцах была одна Анюта, господин Ваня. Вдова исправника... Вот истинный ангел, господин Ваня. Да вы и сами понимать должны...
- Я в этом не очень, - признался наш герой.
Капитан нежно взял его за локоть.
- Что ж так?
- Я молод еще, сударь...
- С вашими-то плечищами, - сказал капитан с улыбкой, - можно любую даму с ума свесть... А к чему я вам про любопытство свое начал?.. Ага... Знаете, господин Ваня, мой полковник был человек незаурядный, вот я о чем... - и вздохнул. - Скажу вам, не хвастаясь, я в особенных людях толк знаю, я их тотчас же на глаз беру, хотя я ведь тоже по-своему хорош, как я умею с людьми быть утончен и покладист. Я, бывало, выйду в Линцах перед строем и, пока там унтера суетятся, эдак вот рукой только качну, и строй тотчас - ровная линия, а иначе я вас, сукины дети!.. Вы не подумайте, господин Ваня, что это от страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69