Она сунула письмо, разбередившее воспоминания, в карман платья.
— Ты узнаешь вес,— сказала она,— все то, что я сама знаю. А знаю я многое, и еще более ужасное.— Она резко поднялась, подошла к плите и увидела, что вода в котелке почти выкипела.— Сколько же я говорю? Как идет время. Что ты хочешь, кофе или чай?
— Я ничего не буду пить,— ответил мальчик.
— А есть хочешь?
Есть ему хотелось всегда, как и его отцу. Она отрезала кусок хлеба, намазала толстым слоем масла, а сверху ливерной колбасой, домашней колбасой из деревни. Ее не любили в крестьянских усадьбах, но покупать она могла все, что хотела. А она хотела для своего мальчика все самое лучшее и постоянно пичкала его едой. Но он все-таки оставался слабеньким, бледненьким и тоненьким пареньком, внешне ничуть не похожим на своего отца.
Не жуя, он глотал куски, хотел утереть рот рукавом,
но в растерянности застыл и вопросительно посмотрел на мать.
— Костюм? Как получилось, что костюм здесь?
Усталым шагом женщина подошла к окну, долго смотрела в пустоту, а потом села на скамейку рядом с сыном, который отодвинул от себя надкусанный хлеб.
— Да, костюм,— сказала она через некоторое время,— из-за костюма кое-что и выплыло на свет. Однажды меня вызвали к английскому коменданту деревни. Он приподнял упаковочную бумагу, под ней лежал костюм, в котором мой муж ушел в последний раз. Его не было целых три месяца, и вот теперь мне объяснили, что костюм был найден русскими в лодке, прибитой к берегу под Бойценбургом. По этому поводу был составлен протокол на нескольких языках. А так как я заявила об исчезновении мужа и очень подробно описала коричневый костюм в елочку, он был прислан сюда — правда, с большими задержками из-за всеобщей неразберихи и границ между зонами.
— Это костюм вашего мужа или нет? — спросил меня комендант через переводчицу. Я долго щупала материал, потом кивнула. Английский офицер быстро взял мою руку, а переводчица сказала, что в таком случае господин офицер вынужден выразить мне свое соболезнование, потому что в той лодке найден также труп мужчины с искалеченной рукой, который, без сомнения, являлся моим мужем. Я узнала, что он был похоронен, и решила на этой неделе найти его могилу, на которой не было ни креста, ни надгробного камня. Я дала кладбищенскому служителю на чай все деньги, которые у меня были; он обещал мне, что по крайней мере на могиле будут посажены несколько кустов вереска — как последний привет с родной земли.
Что только не лезло мне в голову по пути домой. Смерть человека, за которым долгие годы я была замужем, не могла пройти бесследно. Даже когда между людьми нет привязанности, у них есть много общего, и оно вдруг предстает совсем в ином свете, примиряющем и даже лучезарном, и становится грустно, оттого что упущена возможность облегчить другому жизнь, доставить радость или счастливую минуту.
В этом настроении я и оказалась перед твоим отцом, который уже давно занял место умершего. Он встречал меня в дверях, приготовив мне особенный сюрприз: почистил, выгладил и надел коричневый костюм. Увидев его, я не удержалась от крика. Это был самый бессердечный сюрприз, какой он только мог выдумать, и с той минуты что-то встало между нами, чего уже нельзя было переступить. У меня возникло ужасное подозрение. Мой муж кем-то убит, и убийцей мог быть именно тот, кто тогда звал с того берега паромщика.
Мое чувство пыталось заглушить подозрения. Не может этого быть. В то время я уже знала, что под сердцем у меня ты, мой мальчик. Я жила как в бреду, разные мысли не давали мне покоя, я плакала, оставаясь в одиночестве. А вообще старалась держаться, улыбалась, но ни с кем не откровенничала, потому что люди начали показывать на меня пальцами, когда стало заметно, что я жду ребенка. Скоро пошли толки и пересуды. Говорили, будто я удушила своего мужа посреди реки в грозу, а лодку с трупом пустила по воде. Будто крики были слышны даже в деревне, а теперь ясно, я сделала это потому, что, потеряв всякий стыд, отдалась этому парню.
Твой отец оставался здесь примерно год. Он никогда не видел тебя, мой мальчик. Если бы он задержался еще немного — дня два-три,— он бы увидел тебя. Он держался так, как будто никто не может предъявить ему никаких обвинений. Но все-таки его прогнал страх перед русскими. С англичанами он был на дружеской ноге, потому что снабжал их всем необходимым. То, что в округе не осталось ни единого дерева, дело его рук. В иной день он срубал до двадцати сосен и распиливал их на дрова. Он даже поставлял им столбы, балки, тонны дров. Сила в нем так и бурлила, он сделал заготовки, которые еще долго давали мне средства к существованию.
В этом коричневом костюме твой отец и ушел, костюм был еще довольно новым, когда он надел его впервые. Месяца через три я получила его по почте назад с потертыми локтями и коленями. В посылке не было ни письма, ни адреса, по которому я могла бы писать. Только на почтовом штемпеле читалось название города: Марсель. Сейчас я знаю, что там был огромный сборный пункт солдат Иностранного легиона. Большинство продавали свою гражданскую одежду перед отправкой в дальний путь. Некоторые отсылали вещи домой.
Долгие годы я ждала, что он даст о себе знать. Может, только надежда и помогла мне все выдержать. Чтобы он всегда мог меня найти, чтобы не затерялось письмо, я осталась здесь, в этой лачуге, среди людей, которые меня презирали. А когда устала от ожидания, у меня уже не хватило сил куда-то уехать. Я осталась в силу привычки, привязанности, которую с годами начинаешь испытывать даже к беднейшему родному уголку. Теперь я уже не уеду отсюда, теперь я не хочу видеть того мужчину, о котором часто думала. Я не хочу, чтобы все началось сначала, вопросы, сомнения и эти ужасные подозрения.
На том берегу должен лежать его мотоцикл — или остатки от него. Я не верю, что он лежит там. Не должно этого быть, ведь он переправился через реку совсем в другом месте, как он часто повторял, с другими солдатами на надувной лодке. Там он облил мотоцикл бензином и поджег. Может быть, в один прекрасный день отыщется кто-то из тех солдат, которые смогут это подтвердить. Мне действительно хотелось бы убедиться в этом, из-за тебя. Ты должен знать, что твой отец не убийца. Других желаний у меня уже нет. Раньше в своих мечтах я парила так высоко, теперь мой душевный покой зависит только от этого!
Я написала твоему отцу: до тех пор, пока он не найдет хоть одного свидетеля, пусть не приезжает. Он так долго блуждал по свету — неужели он не встретил ни одного из тех солдат? Почему он в первую очередь не отыскал их? Когда он бросил меня, я думала, он ушел искать.
Неожиданно она остановилась. Котелок на плите раскалился докрасна, вся вода выкипела. Хотя женщина и видела это, она еще некоторое время сидела неподвижно рядом с сыном, пока не принялась за привычные хлопоты по хозяйству.
— Завтра мы отпразднуем твою конфирмацию,— сказала она, отвернувшись от сына, чтобы скрыть волнение.— Я написала твоему отцу, правильный путь в жизни ты найдешь и без него. Кому так долго не хватало отца, тот и впредь не пожалеет о его отсутствии.
Она пригласила всех прежних друзей, знакомых мужа, человек пятнадцать-шестнадцать. Она поднялась спозаранку, варила, пекла, накрывала стол, со счастливой улыбкой заворачивала кулечки и сверточки из блестящей бумаги:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Ты узнаешь вес,— сказала она,— все то, что я сама знаю. А знаю я многое, и еще более ужасное.— Она резко поднялась, подошла к плите и увидела, что вода в котелке почти выкипела.— Сколько же я говорю? Как идет время. Что ты хочешь, кофе или чай?
— Я ничего не буду пить,— ответил мальчик.
— А есть хочешь?
Есть ему хотелось всегда, как и его отцу. Она отрезала кусок хлеба, намазала толстым слоем масла, а сверху ливерной колбасой, домашней колбасой из деревни. Ее не любили в крестьянских усадьбах, но покупать она могла все, что хотела. А она хотела для своего мальчика все самое лучшее и постоянно пичкала его едой. Но он все-таки оставался слабеньким, бледненьким и тоненьким пареньком, внешне ничуть не похожим на своего отца.
Не жуя, он глотал куски, хотел утереть рот рукавом,
но в растерянности застыл и вопросительно посмотрел на мать.
— Костюм? Как получилось, что костюм здесь?
Усталым шагом женщина подошла к окну, долго смотрела в пустоту, а потом села на скамейку рядом с сыном, который отодвинул от себя надкусанный хлеб.
— Да, костюм,— сказала она через некоторое время,— из-за костюма кое-что и выплыло на свет. Однажды меня вызвали к английскому коменданту деревни. Он приподнял упаковочную бумагу, под ней лежал костюм, в котором мой муж ушел в последний раз. Его не было целых три месяца, и вот теперь мне объяснили, что костюм был найден русскими в лодке, прибитой к берегу под Бойценбургом. По этому поводу был составлен протокол на нескольких языках. А так как я заявила об исчезновении мужа и очень подробно описала коричневый костюм в елочку, он был прислан сюда — правда, с большими задержками из-за всеобщей неразберихи и границ между зонами.
— Это костюм вашего мужа или нет? — спросил меня комендант через переводчицу. Я долго щупала материал, потом кивнула. Английский офицер быстро взял мою руку, а переводчица сказала, что в таком случае господин офицер вынужден выразить мне свое соболезнование, потому что в той лодке найден также труп мужчины с искалеченной рукой, который, без сомнения, являлся моим мужем. Я узнала, что он был похоронен, и решила на этой неделе найти его могилу, на которой не было ни креста, ни надгробного камня. Я дала кладбищенскому служителю на чай все деньги, которые у меня были; он обещал мне, что по крайней мере на могиле будут посажены несколько кустов вереска — как последний привет с родной земли.
Что только не лезло мне в голову по пути домой. Смерть человека, за которым долгие годы я была замужем, не могла пройти бесследно. Даже когда между людьми нет привязанности, у них есть много общего, и оно вдруг предстает совсем в ином свете, примиряющем и даже лучезарном, и становится грустно, оттого что упущена возможность облегчить другому жизнь, доставить радость или счастливую минуту.
В этом настроении я и оказалась перед твоим отцом, который уже давно занял место умершего. Он встречал меня в дверях, приготовив мне особенный сюрприз: почистил, выгладил и надел коричневый костюм. Увидев его, я не удержалась от крика. Это был самый бессердечный сюрприз, какой он только мог выдумать, и с той минуты что-то встало между нами, чего уже нельзя было переступить. У меня возникло ужасное подозрение. Мой муж кем-то убит, и убийцей мог быть именно тот, кто тогда звал с того берега паромщика.
Мое чувство пыталось заглушить подозрения. Не может этого быть. В то время я уже знала, что под сердцем у меня ты, мой мальчик. Я жила как в бреду, разные мысли не давали мне покоя, я плакала, оставаясь в одиночестве. А вообще старалась держаться, улыбалась, но ни с кем не откровенничала, потому что люди начали показывать на меня пальцами, когда стало заметно, что я жду ребенка. Скоро пошли толки и пересуды. Говорили, будто я удушила своего мужа посреди реки в грозу, а лодку с трупом пустила по воде. Будто крики были слышны даже в деревне, а теперь ясно, я сделала это потому, что, потеряв всякий стыд, отдалась этому парню.
Твой отец оставался здесь примерно год. Он никогда не видел тебя, мой мальчик. Если бы он задержался еще немного — дня два-три,— он бы увидел тебя. Он держался так, как будто никто не может предъявить ему никаких обвинений. Но все-таки его прогнал страх перед русскими. С англичанами он был на дружеской ноге, потому что снабжал их всем необходимым. То, что в округе не осталось ни единого дерева, дело его рук. В иной день он срубал до двадцати сосен и распиливал их на дрова. Он даже поставлял им столбы, балки, тонны дров. Сила в нем так и бурлила, он сделал заготовки, которые еще долго давали мне средства к существованию.
В этом коричневом костюме твой отец и ушел, костюм был еще довольно новым, когда он надел его впервые. Месяца через три я получила его по почте назад с потертыми локтями и коленями. В посылке не было ни письма, ни адреса, по которому я могла бы писать. Только на почтовом штемпеле читалось название города: Марсель. Сейчас я знаю, что там был огромный сборный пункт солдат Иностранного легиона. Большинство продавали свою гражданскую одежду перед отправкой в дальний путь. Некоторые отсылали вещи домой.
Долгие годы я ждала, что он даст о себе знать. Может, только надежда и помогла мне все выдержать. Чтобы он всегда мог меня найти, чтобы не затерялось письмо, я осталась здесь, в этой лачуге, среди людей, которые меня презирали. А когда устала от ожидания, у меня уже не хватило сил куда-то уехать. Я осталась в силу привычки, привязанности, которую с годами начинаешь испытывать даже к беднейшему родному уголку. Теперь я уже не уеду отсюда, теперь я не хочу видеть того мужчину, о котором часто думала. Я не хочу, чтобы все началось сначала, вопросы, сомнения и эти ужасные подозрения.
На том берегу должен лежать его мотоцикл — или остатки от него. Я не верю, что он лежит там. Не должно этого быть, ведь он переправился через реку совсем в другом месте, как он часто повторял, с другими солдатами на надувной лодке. Там он облил мотоцикл бензином и поджег. Может быть, в один прекрасный день отыщется кто-то из тех солдат, которые смогут это подтвердить. Мне действительно хотелось бы убедиться в этом, из-за тебя. Ты должен знать, что твой отец не убийца. Других желаний у меня уже нет. Раньше в своих мечтах я парила так высоко, теперь мой душевный покой зависит только от этого!
Я написала твоему отцу: до тех пор, пока он не найдет хоть одного свидетеля, пусть не приезжает. Он так долго блуждал по свету — неужели он не встретил ни одного из тех солдат? Почему он в первую очередь не отыскал их? Когда он бросил меня, я думала, он ушел искать.
Неожиданно она остановилась. Котелок на плите раскалился докрасна, вся вода выкипела. Хотя женщина и видела это, она еще некоторое время сидела неподвижно рядом с сыном, пока не принялась за привычные хлопоты по хозяйству.
— Завтра мы отпразднуем твою конфирмацию,— сказала она, отвернувшись от сына, чтобы скрыть волнение.— Я написала твоему отцу, правильный путь в жизни ты найдешь и без него. Кому так долго не хватало отца, тот и впредь не пожалеет о его отсутствии.
Она пригласила всех прежних друзей, знакомых мужа, человек пятнадцать-шестнадцать. Она поднялась спозаранку, варила, пекла, накрывала стол, со счастливой улыбкой заворачивала кулечки и сверточки из блестящей бумаги:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40