И, напомню, возникал «континуум», с долгим шлейфом влияния «кровнородственного». Но везде это был процесс снятия досоциальной формы доминанты собственности на общую жизнь (и набирающие силу уже многообразные экзогенные отношения, пока можно сказать, беспощадной, но еще «слабосильной», гонки складывающихся культур).
Но эндогенно главное, что это снятие означало и восхождение к новому «надкровнородственному», уже общественному контролю «производства и воспроизводства действительной жизни». А вот в этом восходящем «общественном контроле» вся суть, вся соль, вся квинтэссенция негэнтропийных шагов обобществления производства, его освобождения от обесчеловечивающих людей стихий и опасностей отживших форм производственных отношений, собственности, узурпаций ее объекта. Но это же всегда и встречает сопротивление отживших структур, их носителей и выразителей» (Цит. изд. т.2. с.167).
И все-таки трудно воспринимаем стиль А.С.Шушарина. Если в вышеприведенном абзаце он пишет о снятии «эгокультурностью» «досоциальной формы доминанты собственности на общую жизнь», то в начале следующей, 8-ой главы он уже утверждает диаметрально противоположное, а именно, что «эгокультурность» была еще «досоциальной мироосновой». Вот и пойми его логику!
В чем же состояла суть восходящего общественного контроля? И вот сейчас мы, наконец, получим ответ на вопрос, который я поставил в отношении первой строки его знаменитой таблицы - «Почему критическая теория первобытности должна называться политическим социогенезом?» (кстати, ответ на второй вопрос о простой культурологи был дан выше).
Ответ же элементарно простой - в первобытном обществе возникло государство. Вы можете спросить, а не описка ли это моя? Уверяю Вас, что не описка. Этот вывод сделал сам А.С.Шушарин. Вот его рассуждения на этот счет: «Государство («левиафан») при этом политически и обеспечивало материальное обобществление общей жизни, изъятие ее из асимметрии групповой (стадной, «семейной») собственности, с ее растущим, по мере усиления стад (интеллектом, числом, вооружением и пр.), все более угрожающим спонтанным беспределом (не «эксплуатация», а куда нечто более страшное постоянно зависало над людьми эгостадной первобытности). В итоге это и была политическая сторона (форма) объективной, материальной социализации (демографизации) производства, утверждение «надродовых», «надсемейных», причем во всех возникших культурах (тем самым и «акультурных» или «культурных вообще»), отношений и институтов, начиная с вождеств и пр., одновременно означающих и появление хоть какой-то личной («гражданской») жизни. После разорванного синкретизма первобытности государство и есть появление уже разнообразных форм разделения труда, этнических и пр. многообразий, как следствие и простейшей политической деятельности, всегда имеющей дело уже с «гражданским обществом», с массами людей, каждый из которых неизбежно становится представителем тех или иных групп, слоев, классов, этносов, даже рабов и т.д. Далее государство становится, конечно, политической формой уже новой утверждающейся собственности, новых социально-политических форм принуждения, орудием господства правящих производственных сил, привлекательным объектом узурпации и т.д. Но и необратимый позитивный момент политогенеза (как, кстати, и каждого последующего эндогенного шага) никогда не должен опускаться<…>Иначе говоря, изначально государство не продукт неких классов, а, наоборот, порождено как своего рода новое насилие преодоления сверхнасильственных отношений, как человеческая, политическая форма первого материального обобществления производства, в его суровейших и многообразнейших конкретных и субъективных формах. Если угодно, вполне по М. Веберу, - легитимное насильственное спасение от стихии беспредела, но и не вообще, а именно как самая первая форма (институт) структуры безопасности. Это и есть, прямо по К.М. Кантору, «духовные институциональные гуманистические противовесы» «антигуманным проявлениям», хотя и всегда подкрепленные «силовиками», но вот только, вопреки Кантору, возникшие не с античностью, а за несколько десятков тысяч лет до нее в любом уже простейшем, но уже в постпервобытном праобществе. При всех последующих безобразиях, реках крови, государство в эндогенном содержании всей своей мощью подавляет отжившие формы и энтропийное скатывание назад к ним, сначала, как отмечалось, в самых примитивных (но и фундаментальнейших) запретах животных отношений людей, в частности, повторюсь (и не раз) по Плеханову, приготовления из них жаркого. Хотя сюда же относятся инцест, резня, грабежи, изнасилования и пр., правда, отступающие куда помедленней, нежели «приготовление жаркого» (Цит. изд. т.2. с.175-176).
Короче, с помощью государства произошло «материальное обобществление общей жизни», демографизация производства (?), ликвидация семейной собственности, возникли этносы, классы, появились рабы и т.д. И все это задолго до «античности», т.е. первых исторически зафиксированных государств в Месопотамии, Египте, Греции, Древнем Риме и т.д. Право, не ведаю, из каких источников А.С.Шушарин черпал свою информацию, однако не исключено, что с помощью каких-то паранормальных свойств своего гениального организма. Но то, что уже в те первобытные времена государство осуществило обобществление производства, как это произошло в 1917 году в России, правда, создав при этом институт рабовладения, уже представляется одним из величайших открытий в гуманитарной науке.
Итак, можно подвести итоги. В 7-ой главе, посвященной первобытной «градации» (не «формации»!), мы имели возможность воочию увидеть результаты гигантской работы, проделанной революционной мыслью («эндогенной логикой») А.С.Шушарина по восхождению от абстрактного к конкретному, создания «стерильного схематизма», безмерно далекого «от кромешных запутанностей реальной и необъятной истории». «Соответственно и предложенная социологическая теория эндогенной первобытности, - писал А.С.Шушарин, - ставит точку (вносит историческую и логическую определенность) в вопросе о происхождении общества, оставляя еще не изученными мириады деталей этого сложнейшего процесса» (Цит. изд. т.2. с.180). Но главное сделано! Устранены «известные ошибки классического марксизма». (Цит. изд. т.2. с.175). В дремучем лесу первобытности прорублена просека. Теперь дело за исследованиями отдельных деталей историками.
В новой главе, посвященной рабовладению, А.С.Шушарин основное внимание уделяет статистике, демографической науке, образованию, воспитанию, но только не самой формации («градации»). На некоторых новых понятиях его полилогии я вынужден буду остановиться, ибо они являются «сквозными», универсальными. Сейчас же посмотрим, что предлагает нам А.С.Шушарин по поводу рабовладельческой «градации».
Как обычно, с первых же страниц главы он высказывает противоречащие друг другу суждения. С одной стороны, А.С.Шушарин цитирует верную мысль Ф.Энгельса о том, что «заступает новое общество<…>низшими звеньями которого являются уже не родовые, а территориальные объединения» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 26), а также о том, что «…во всем уже постпервобытном развитии мы действительно можем усмотреть явления развития не только, скажем, семьи, но и профессиональных, территориальных, экономических, технологических, даже, как ни странно, научных форм» (Цит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Но эндогенно главное, что это снятие означало и восхождение к новому «надкровнородственному», уже общественному контролю «производства и воспроизводства действительной жизни». А вот в этом восходящем «общественном контроле» вся суть, вся соль, вся квинтэссенция негэнтропийных шагов обобществления производства, его освобождения от обесчеловечивающих людей стихий и опасностей отживших форм производственных отношений, собственности, узурпаций ее объекта. Но это же всегда и встречает сопротивление отживших структур, их носителей и выразителей» (Цит. изд. т.2. с.167).
И все-таки трудно воспринимаем стиль А.С.Шушарина. Если в вышеприведенном абзаце он пишет о снятии «эгокультурностью» «досоциальной формы доминанты собственности на общую жизнь», то в начале следующей, 8-ой главы он уже утверждает диаметрально противоположное, а именно, что «эгокультурность» была еще «досоциальной мироосновой». Вот и пойми его логику!
В чем же состояла суть восходящего общественного контроля? И вот сейчас мы, наконец, получим ответ на вопрос, который я поставил в отношении первой строки его знаменитой таблицы - «Почему критическая теория первобытности должна называться политическим социогенезом?» (кстати, ответ на второй вопрос о простой культурологи был дан выше).
Ответ же элементарно простой - в первобытном обществе возникло государство. Вы можете спросить, а не описка ли это моя? Уверяю Вас, что не описка. Этот вывод сделал сам А.С.Шушарин. Вот его рассуждения на этот счет: «Государство («левиафан») при этом политически и обеспечивало материальное обобществление общей жизни, изъятие ее из асимметрии групповой (стадной, «семейной») собственности, с ее растущим, по мере усиления стад (интеллектом, числом, вооружением и пр.), все более угрожающим спонтанным беспределом (не «эксплуатация», а куда нечто более страшное постоянно зависало над людьми эгостадной первобытности). В итоге это и была политическая сторона (форма) объективной, материальной социализации (демографизации) производства, утверждение «надродовых», «надсемейных», причем во всех возникших культурах (тем самым и «акультурных» или «культурных вообще»), отношений и институтов, начиная с вождеств и пр., одновременно означающих и появление хоть какой-то личной («гражданской») жизни. После разорванного синкретизма первобытности государство и есть появление уже разнообразных форм разделения труда, этнических и пр. многообразий, как следствие и простейшей политической деятельности, всегда имеющей дело уже с «гражданским обществом», с массами людей, каждый из которых неизбежно становится представителем тех или иных групп, слоев, классов, этносов, даже рабов и т.д. Далее государство становится, конечно, политической формой уже новой утверждающейся собственности, новых социально-политических форм принуждения, орудием господства правящих производственных сил, привлекательным объектом узурпации и т.д. Но и необратимый позитивный момент политогенеза (как, кстати, и каждого последующего эндогенного шага) никогда не должен опускаться<…>Иначе говоря, изначально государство не продукт неких классов, а, наоборот, порождено как своего рода новое насилие преодоления сверхнасильственных отношений, как человеческая, политическая форма первого материального обобществления производства, в его суровейших и многообразнейших конкретных и субъективных формах. Если угодно, вполне по М. Веберу, - легитимное насильственное спасение от стихии беспредела, но и не вообще, а именно как самая первая форма (институт) структуры безопасности. Это и есть, прямо по К.М. Кантору, «духовные институциональные гуманистические противовесы» «антигуманным проявлениям», хотя и всегда подкрепленные «силовиками», но вот только, вопреки Кантору, возникшие не с античностью, а за несколько десятков тысяч лет до нее в любом уже простейшем, но уже в постпервобытном праобществе. При всех последующих безобразиях, реках крови, государство в эндогенном содержании всей своей мощью подавляет отжившие формы и энтропийное скатывание назад к ним, сначала, как отмечалось, в самых примитивных (но и фундаментальнейших) запретах животных отношений людей, в частности, повторюсь (и не раз) по Плеханову, приготовления из них жаркого. Хотя сюда же относятся инцест, резня, грабежи, изнасилования и пр., правда, отступающие куда помедленней, нежели «приготовление жаркого» (Цит. изд. т.2. с.175-176).
Короче, с помощью государства произошло «материальное обобществление общей жизни», демографизация производства (?), ликвидация семейной собственности, возникли этносы, классы, появились рабы и т.д. И все это задолго до «античности», т.е. первых исторически зафиксированных государств в Месопотамии, Египте, Греции, Древнем Риме и т.д. Право, не ведаю, из каких источников А.С.Шушарин черпал свою информацию, однако не исключено, что с помощью каких-то паранормальных свойств своего гениального организма. Но то, что уже в те первобытные времена государство осуществило обобществление производства, как это произошло в 1917 году в России, правда, создав при этом институт рабовладения, уже представляется одним из величайших открытий в гуманитарной науке.
Итак, можно подвести итоги. В 7-ой главе, посвященной первобытной «градации» (не «формации»!), мы имели возможность воочию увидеть результаты гигантской работы, проделанной революционной мыслью («эндогенной логикой») А.С.Шушарина по восхождению от абстрактного к конкретному, создания «стерильного схематизма», безмерно далекого «от кромешных запутанностей реальной и необъятной истории». «Соответственно и предложенная социологическая теория эндогенной первобытности, - писал А.С.Шушарин, - ставит точку (вносит историческую и логическую определенность) в вопросе о происхождении общества, оставляя еще не изученными мириады деталей этого сложнейшего процесса» (Цит. изд. т.2. с.180). Но главное сделано! Устранены «известные ошибки классического марксизма». (Цит. изд. т.2. с.175). В дремучем лесу первобытности прорублена просека. Теперь дело за исследованиями отдельных деталей историками.
В новой главе, посвященной рабовладению, А.С.Шушарин основное внимание уделяет статистике, демографической науке, образованию, воспитанию, но только не самой формации («градации»). На некоторых новых понятиях его полилогии я вынужден буду остановиться, ибо они являются «сквозными», универсальными. Сейчас же посмотрим, что предлагает нам А.С.Шушарин по поводу рабовладельческой «градации».
Как обычно, с первых же страниц главы он высказывает противоречащие друг другу суждения. С одной стороны, А.С.Шушарин цитирует верную мысль Ф.Энгельса о том, что «заступает новое общество<…>низшими звеньями которого являются уже не родовые, а территориальные объединения» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 26), а также о том, что «…во всем уже постпервобытном развитии мы действительно можем усмотреть явления развития не только, скажем, семьи, но и профессиональных, территориальных, экономических, технологических, даже, как ни странно, научных форм» (Цит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135