https://www.dushevoi.ru/products/dushevye-kabiny/IdO/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Мы которые, всегда были угнетаемым меньшинством, уж конечно, будем относиться к арабскому меньшинству честно и справедливо, со всей щедростью поделимся с ними всем, будем вместе управлять страной, они станут нашими партнерами. И мы ни в коем случае не превратим их в кошку.
Красивый сон снился нам…

В каждой группе детского сада просветительно-культурной организации «Тарбут», в каждом ее учебном помещении, в каждом классе гимназии «Тарбут» висели большой портрет Герцля и большая карта Эрец-Исраэль — от Дана до Беэр-Шевы, и на карте этой особо были выделены поселения пионеров-первопроходцев. Были у нас также бело-голубые копилки Еврейского национального фонда для сбора пожертвований на национальные нужды, висели снимки занятых своим трудом поселенцев, лозунги и отрывки из стихотворений. Дважды посещал Ровно Бялик, дважды был у нас Шаул Черниховский. Был также и Ашер Бараш, а, может, я путаю его с каким-то другим писателем… И лидеры из Эрец-Исраэль приезжали к нам чуть ли не каждый месяц — Залман Рубашов и Ицхак Табенкин, Яаков Зерубавел и Зеев Жаботинский.
В их честь мы, охваченные воодушевлением, устраивали большие шествия с барабанами и знаменами. С гирляндами и бумажными фонариками, с лозунгами, с нарукавными повязками, с песнями… Городской голова, поляк, собственной персоной выходил в честь гостей на площадь. И так мы иногда могли почувствовать и чувствовали, что и мы — народ, а не просто какая-то грязь. Тебе, возможно, нелегко это понять, но в те годы поляки были опьянены своим полячеством, украинцы — своим украинством, и то же самое и немцы, и чехи, и даже словаки, и литовцы, и латыши, а нам просто места не было среди этого карнавала, мы были отторгнуты от этого празднества. Мы были нежелательным элементом. Что же тут удивительного, что и мы очень хотели быть народом, как все? Какой выбор нам оставили?
Однако наше воспитание не было шовинистическим. В своей воспитательно-просветительской работе организация «Тарбут» руководствовалась принципами гуманизма, прогресса, демократии. Не были забыты наука и искусство. Мальчикам и девочкам стремились предоставить равные права. Нас учили уважать другие народы: каждый человек создан по образу и подобию Всевышнего, даже если он все время об этом забывает.
С самого юного возраста мы уже жили мыслями об Эрец-Исраэль. Мы наперечет знали ее поселения, в каком они состоянии, что растет на полях Беэр-Тувии и сколько жителей насчитывает Зихрон-Яаков, кто прокладывает шоссе Тверия—Цемах, когда был совершен подъем на гору Гильбоа… Мы знали даже, что едят там и как одеваются.
То есть мы думали, что знали. Всю правду наши учителя, по сути, не знали, так что если они и хотели рассказать нам о плохих сторонах, то просто не могли бы это сделать: у них не было об этом никакого представления. Все, кто приезжал из Эрец-Исраэль — посланцы, воспитатели, лидеры, все, кто побывал там и вернулся, рисовали перед нами очень даже привлекательную картину. И если кто-нибудь, вернувшись оттуда, случалось, рассказывал нам о чем-то неприглядном, мы и слушать про это не желали. Просто заставляли его замолчать. Относились к нему с омерзением.

Директор нашей гимназии был привлекательным мужчиной, полным обаяния, замечательным воспитателем, обладающим острым умом и сердцем поэта. Звали его Иссахар Рейс, прибыл он к нам из Галиции и очень быстро стал кумиром молодежи. Все девочки были в него тайно влюблены, в том числе и моя сестра Хая, выделявшаяся в гимназии общественной деятельностью и природными качествами лидера. И Фаня, твоя мама, тоже. На нее доктор Рейс оказывал едва ли не мистическое влияние Осторожно, но настойчиво он подталкивал ее к занятиям литературой и искусством. Был он человеком теплым, способным к сопереживанию, необычайно красивым и мужественным, немного похожим на киноактеров Валентино и Наварро. Он почти никогда не сердился, а если, случалось, рассердится, то всегда без колебаний приглашал к себе ученика и просил прощения за то, что не сдержался.
Весь город был им покорен. Я думаю, что матери видели его в своих снах по ночам, а дочки таяли при встрече с ним днем. И мальчики, не меньше чем девочки, старались подражать ему. Говорить, как он. Покашливать, как он. Останавливаться посреди фразы, как он. Подходить к окну и стоять несколько минут, погрузившись в раздумье. Он мог бы весьма преуспеть в качестве соблазнителя женщин. Однако — нет: насколько я знаю, он был женат, не очень счастливо, на женщине, которая и мизинца его не стоила, но вел он себя как образцовый семьянин. Он мог бы преуспеть также и в роли лидера: было в нем нечто такое, что люди готовы были идти за ним в огонь и в воду, готовы были на все, чтобы вызвать его широкую улыбку, услышать от него похвалу. Его идеи были идеями всех нас. Его юмор стал стилем нашего юмора. Он верил, что только в Эрец-Исраэль евреи излечатся от своих душевных проблем и смогут доказать и самим себе, и всему миру, что есть в них и хорошие черты.
Кроме него, были у нас и другие замечательные учителя. Менахем Гелертер преподавал ТАНАХ так, словно он сам лично находился в Аялонской долине, или в Анатот, или в храме филистимлян в Газе. Он также преподавал ивритскую литературу и литературу всемирную. И я помню, как однажды в классе он показал нам, сравнивая строфу со строфой, что Бялик ни в чем не уступает Мицкевичу. Менахем Гелертер каждую неделю уводил нас в путешествие по Эрец-Исраэль: один раз — в Галилею, в другой — в поселения Иудеи, потом — в долину Иерихо, затем — по улицам Тель-Авива. Он приносил карты и фотографии, вырезки из газет, отрывки стихов и прозы, страницы ТАНАХа, знакомил нас с биографиями, с историей и археологией. После всего этого ощущалась такая приятная усталость, словно ты и в самом деле побывала там — не только мысленно, но взаправду. Собственными ногами прошла под палящим солнцем, в пыли, между цитрусовыми деревьями, мимо шалаша сторожа, стерегущего виноградник, вдоль живой изгороди из кактусов, среди палаток поселенцев в долинах.
Вот так я и прибыла в Эрец-Исраэль — задолго до того, как приехала сюда на самом деле.



27

В Ровно был у Фани друг, парень образованный, тонкий и глубокий. Звали его Тарла или Тарло. Было у них такое небольшое объединение студентов-сионистов, в которое входили твоя мама, Тарло, моя сестра Хая, Эстерка Бен-Меир, Фаня Вайсман и, кажется, еще Фаня Зондер, Лилия Калиш, которую впоследствии звали Лея Бар-Самха, и другие. Хая, пока не уехала учиться в Прагу, была там естественным лидером. Они, бывало, собирались и строили всевозможные планы — как они и в Эрец-Исраэль будут поддерживать связь между всеми выходцами из Ровно. Когда девушки оставили Ровно — кто-то уехал учиться в Прагу, кто-то переселился в Эрец-Исраэль, — Тарло начал ухаживать за мной. Он поджидал меня каждый вечер у выхода из польского военного госпиталя. Я выходила в зеленом платье и белом платке. Мы гуляли вдвоем по улице Третьего мая. По Тополевой, ставшей улицей Пилсудского, в дворцовом парке, в роще Гравни, иногда мы направлялись к речке Устя, над которой стоял город Ровно, к древнему кварталу, окружавшему крепость, там были расположены и Большая синагога и костел. Ничего, кроме разговоров, между нами никогда не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215
 экран под ванну с полкой 

 кератиле андес