Еще в 1635 году его посылали в Стокгольм представителем Московии.
В 1648 году ливонский немец появился в Якутске и сразу обеими руками вцепился в государеву казну, которую он считал за свою собственную. Грабил он вдохновенно, и дело доходило до того, что Францбекова перестали пускать в церковь, будто бы по велению Алексея – божьего человека, явившегося служилым. Но ни чудесными «явлениями», ни жалобами воровства воеводы Францбекова остановить было нельзя, легче было Лену вспять повернуть. Ради своей личной наживы Францбеков часто отправлял людей в дальние походы, плоды этих трудов присваивал себе и выставлял себя главным покровителем всех открытий. При этом Францбеков не щадил слов для того, чтобы изобразить, как велики были его личные затраты на то или иное полезное дело. Но служилые отлично знали, что Францбеков вор, грабитель, и не простой, а прямо какой-то былинный злодей-мздоимец.
У Францбекова были старые дружки в Швеции, и он, видимо, их не забывал, будучи уже в Сибири. Считая государеву казну своей, а себя главным радетелем всех новых открытий, Францбеков, естественно, должен был считать за свою собственность и чертежи, «отписки» и известия о дальних землях. Если это так, то ливонский немец накопил такой личный архив, какой не снился ни одному европейскому космографу.
Юрий Селиверстов стал проситься у Францбекова «на море», за Колыму, на Анадырь и Чендон (Гижигу). Воевода дал Юрию более трех тысяч рублей из казны, изобразив тут же, что весь «подъем» Селиверстова сделан на личные средства воеводы.
Стадухин, без сомнения, тоже был опутан францбековской паутиной. Отсюда и чувство безнаказанности, с которым Стадухин озоровал над наказными людьми. Он просто выполнял тайные наказы Францбекова.
Юрий Селиверстов действительно пошел морем для новых открытий, но вскоре от него была получена отчаянная «отписка». Торговые и промышленные люди во главе с приказчиками устюжанина Василия Федотова Гусельникова ворвались на Юшкин коч, стали бить и увечить людей. При этом гусельниковцы кричали, что Францбеков вор и злодей, взял с торговых людей деньги и на них снарядил плаванье селиверстовского коча. Юрия едва не убили, и он тревожно доносил, что ему теперь нельзя идти на остров морем, а также добывать моржовую кость. На какой же «остров» за Колымой и Анадырем хотел плыть Юрий Селиверстов по сговору с Францбековым?
В том же 1652 году шведский «комиссар» в Москве Иоганн де Родес, знаток северной торговли, отослал несколько писем Христине, своей королеве. В них несколько раз упоминался Дмитрий Францбеков. Сначала сообщалось, что он ограбил всю Сибирь и сбежал в Китай. Спустя некоторое время де Родес с облегчением писал, что эти слухи неверны. Наоборот, Францбеков завоевал города в Китае, нашел золотые руды и скоро приедет в Москву с дорогими соболями.
Но самое поразительное донесение, в котором вновь упоминался Францбеков, было написано Иоганном де Родесом 28 апреля 1652 года.
«Уехали по Волге на нескольких больших лодках 200 „стрельцов“, которые должны отправиться в Казань, и, как полагают, они посланы Францбекову в Сибирь для подкрепления его войск. Идет также слух, что решились отправить туда несколько чужестранных офицеров для их предполагаемого путешествия в Америку и чтобы продолжать полное овладение богатой страной, открытой упомянутым Францбековым», – писал Иоганн де Родес Христине, «десятой музе» или «шведской Палладе», как называли ее современники.
Мы не знаем о том, какое впечатление произвело это письмо на королеву, считавшую себя покровительницей наук. Но откуда де Родес мог узнать о столь правильном предположении насчет близости Америки к якутской вотчине Францбекова? Видно, что де Родес никак не смешивает Даурию, завоеванную рукой Ярофея Хабарова, с Америкой, а проводит четкое различие между ними!
Ясно одно: такое сообщение Иоганна де Родеса не могло остаться без внимания. Пройдет не так много лет, и чины шведского посольства в Москве тайно снимут копии с известного годуновского чертежа Сибири, на котором уже показаны области за Колымой, сведанные храбрецами из Якутского острога. И кто знает, в какие раздумья тогда погрузится знаменитый швед Олаф Рудбек, знаток древней географии! Копии с навеки утраченного подлинника годуновского чертежа останутся неизвестными нам, русским людям, до 1887 года, когда на них случайно в Стокгольмском государственном архиве наткнется Норденшельд, прошедший Аниан через двести тридцать лет после Семена Дежнева!
АНАДЫРСКОЕ ЖИТЬЕ
Новая тяжелая потеря... Убит Семен Мотора! Он в последний год своей жизни еле ноги таскал, потому что жил, отделившись от Дежнева, в верховьях Анадыря, в ясачном зимовье, оберегая соболиную казну и заложника ходынца Чекчоя. Сам Мотора кормился кедровой корой, а свежую рыбу отдавал Чекчою, чтобы он не помер от цинги! Дежнев спасал Мотору, посылал к нему Фому Семенова Пермяка с «кормом» и одеялишками. Но Стадухин налетел на Фому Пермяка и отнял почти все, что он с таким трудом волок на нартах.
Погиб Семен Мотора так. Дежнев отпустил па волга всех родственников своих первых аманатов. Заложник Колупай после этого так привязался к казакам, что сам вызвался помогать им собирать ясак с оленных ходынских людей. Колупай и его родич Лок не раз ходили на «Камень» и привозили оттуда соболиные шкуры. В один из таких походов Колупая на Анаульский острожек нагрянул неясачный «князец» Мекер. Он истребил аманатских отцов и родников. Лок и Колупай, вернувшись с ясачного сбора, увидели на месте родного крова пепелище. Тогда они стали просить Мотору и Дежнева, чтоб они смирили Мекера ратным боем. Казаки нашли Мекера, стали издали уговаривать его покориться и перейти под царскую руку. Но ответом на это была стая стрел. Одна из них и уложила на месте Семена Мотору...
Поскольку у покойного Моторы когда-то была «наказная память», хоть и отнятая потом Стадухиным, казаки считали Мотору до самого дня его гибели начальным человеком на всем Анадыре. У свежей могилы Моторы Василий Бугор и Анисим Костромин стали просить Дежнева и Никиту Семенова ведать теперь всеми государевыми делами – казаками, аманатами и соболиной казной.
Весной 1652 года казаки пошли проведать море и совершили одно из своих больших открытий. Люди из Русского Поморья, бывшие с Дежневым, дивились новому богатству. Такого обилия морского зверя они еще никогда не видели.
Впоследствии Дежнев и Федот Ветошка впервые описали Анадырскую коргу, или Русскую Кошку, как потом называлось это место. Длинный, возвышенный мыс Геек тянулся к устью Анадыря со стороны Катырки-реки и заканчивался отмелью, далеко выдавшейся в море. На отмели и мысе располагалось шумное моржовое лежбище, зверя было много и на воде, у самого края корги. Добыча дорогого «рыбьего зуба» была теперь обеспечена на долгое время. Но казаки отложили первый промысел на зверя, потому что спешили в обратный путь, боясь пропустить сроки рыбной ловли.
Русская Кошка была открыта 29 июня 1652 года, и на анадырском поморье Дежнев пробыл всего около двадцати дней. В остроге теперь надо было строить склад для дорогих клыков, думать, как отправить их на Колыму...
Вероятно, тогда же Дежнев начал составлять чертеж новой страны – от Анюя и «Камня», от верхнего Анадыря до самого устья и поморья – «до той корги, где вылягает зверь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
В 1648 году ливонский немец появился в Якутске и сразу обеими руками вцепился в государеву казну, которую он считал за свою собственную. Грабил он вдохновенно, и дело доходило до того, что Францбекова перестали пускать в церковь, будто бы по велению Алексея – божьего человека, явившегося служилым. Но ни чудесными «явлениями», ни жалобами воровства воеводы Францбекова остановить было нельзя, легче было Лену вспять повернуть. Ради своей личной наживы Францбеков часто отправлял людей в дальние походы, плоды этих трудов присваивал себе и выставлял себя главным покровителем всех открытий. При этом Францбеков не щадил слов для того, чтобы изобразить, как велики были его личные затраты на то или иное полезное дело. Но служилые отлично знали, что Францбеков вор, грабитель, и не простой, а прямо какой-то былинный злодей-мздоимец.
У Францбекова были старые дружки в Швеции, и он, видимо, их не забывал, будучи уже в Сибири. Считая государеву казну своей, а себя главным радетелем всех новых открытий, Францбеков, естественно, должен был считать за свою собственность и чертежи, «отписки» и известия о дальних землях. Если это так, то ливонский немец накопил такой личный архив, какой не снился ни одному европейскому космографу.
Юрий Селиверстов стал проситься у Францбекова «на море», за Колыму, на Анадырь и Чендон (Гижигу). Воевода дал Юрию более трех тысяч рублей из казны, изобразив тут же, что весь «подъем» Селиверстова сделан на личные средства воеводы.
Стадухин, без сомнения, тоже был опутан францбековской паутиной. Отсюда и чувство безнаказанности, с которым Стадухин озоровал над наказными людьми. Он просто выполнял тайные наказы Францбекова.
Юрий Селиверстов действительно пошел морем для новых открытий, но вскоре от него была получена отчаянная «отписка». Торговые и промышленные люди во главе с приказчиками устюжанина Василия Федотова Гусельникова ворвались на Юшкин коч, стали бить и увечить людей. При этом гусельниковцы кричали, что Францбеков вор и злодей, взял с торговых людей деньги и на них снарядил плаванье селиверстовского коча. Юрия едва не убили, и он тревожно доносил, что ему теперь нельзя идти на остров морем, а также добывать моржовую кость. На какой же «остров» за Колымой и Анадырем хотел плыть Юрий Селиверстов по сговору с Францбековым?
В том же 1652 году шведский «комиссар» в Москве Иоганн де Родес, знаток северной торговли, отослал несколько писем Христине, своей королеве. В них несколько раз упоминался Дмитрий Францбеков. Сначала сообщалось, что он ограбил всю Сибирь и сбежал в Китай. Спустя некоторое время де Родес с облегчением писал, что эти слухи неверны. Наоборот, Францбеков завоевал города в Китае, нашел золотые руды и скоро приедет в Москву с дорогими соболями.
Но самое поразительное донесение, в котором вновь упоминался Францбеков, было написано Иоганном де Родесом 28 апреля 1652 года.
«Уехали по Волге на нескольких больших лодках 200 „стрельцов“, которые должны отправиться в Казань, и, как полагают, они посланы Францбекову в Сибирь для подкрепления его войск. Идет также слух, что решились отправить туда несколько чужестранных офицеров для их предполагаемого путешествия в Америку и чтобы продолжать полное овладение богатой страной, открытой упомянутым Францбековым», – писал Иоганн де Родес Христине, «десятой музе» или «шведской Палладе», как называли ее современники.
Мы не знаем о том, какое впечатление произвело это письмо на королеву, считавшую себя покровительницей наук. Но откуда де Родес мог узнать о столь правильном предположении насчет близости Америки к якутской вотчине Францбекова? Видно, что де Родес никак не смешивает Даурию, завоеванную рукой Ярофея Хабарова, с Америкой, а проводит четкое различие между ними!
Ясно одно: такое сообщение Иоганна де Родеса не могло остаться без внимания. Пройдет не так много лет, и чины шведского посольства в Москве тайно снимут копии с известного годуновского чертежа Сибири, на котором уже показаны области за Колымой, сведанные храбрецами из Якутского острога. И кто знает, в какие раздумья тогда погрузится знаменитый швед Олаф Рудбек, знаток древней географии! Копии с навеки утраченного подлинника годуновского чертежа останутся неизвестными нам, русским людям, до 1887 года, когда на них случайно в Стокгольмском государственном архиве наткнется Норденшельд, прошедший Аниан через двести тридцать лет после Семена Дежнева!
АНАДЫРСКОЕ ЖИТЬЕ
Новая тяжелая потеря... Убит Семен Мотора! Он в последний год своей жизни еле ноги таскал, потому что жил, отделившись от Дежнева, в верховьях Анадыря, в ясачном зимовье, оберегая соболиную казну и заложника ходынца Чекчоя. Сам Мотора кормился кедровой корой, а свежую рыбу отдавал Чекчою, чтобы он не помер от цинги! Дежнев спасал Мотору, посылал к нему Фому Семенова Пермяка с «кормом» и одеялишками. Но Стадухин налетел на Фому Пермяка и отнял почти все, что он с таким трудом волок на нартах.
Погиб Семен Мотора так. Дежнев отпустил па волга всех родственников своих первых аманатов. Заложник Колупай после этого так привязался к казакам, что сам вызвался помогать им собирать ясак с оленных ходынских людей. Колупай и его родич Лок не раз ходили на «Камень» и привозили оттуда соболиные шкуры. В один из таких походов Колупая на Анаульский острожек нагрянул неясачный «князец» Мекер. Он истребил аманатских отцов и родников. Лок и Колупай, вернувшись с ясачного сбора, увидели на месте родного крова пепелище. Тогда они стали просить Мотору и Дежнева, чтоб они смирили Мекера ратным боем. Казаки нашли Мекера, стали издали уговаривать его покориться и перейти под царскую руку. Но ответом на это была стая стрел. Одна из них и уложила на месте Семена Мотору...
Поскольку у покойного Моторы когда-то была «наказная память», хоть и отнятая потом Стадухиным, казаки считали Мотору до самого дня его гибели начальным человеком на всем Анадыре. У свежей могилы Моторы Василий Бугор и Анисим Костромин стали просить Дежнева и Никиту Семенова ведать теперь всеми государевыми делами – казаками, аманатами и соболиной казной.
Весной 1652 года казаки пошли проведать море и совершили одно из своих больших открытий. Люди из Русского Поморья, бывшие с Дежневым, дивились новому богатству. Такого обилия морского зверя они еще никогда не видели.
Впоследствии Дежнев и Федот Ветошка впервые описали Анадырскую коргу, или Русскую Кошку, как потом называлось это место. Длинный, возвышенный мыс Геек тянулся к устью Анадыря со стороны Катырки-реки и заканчивался отмелью, далеко выдавшейся в море. На отмели и мысе располагалось шумное моржовое лежбище, зверя было много и на воде, у самого края корги. Добыча дорогого «рыбьего зуба» была теперь обеспечена на долгое время. Но казаки отложили первый промысел на зверя, потому что спешили в обратный путь, боясь пропустить сроки рыбной ловли.
Русская Кошка была открыта 29 июня 1652 года, и на анадырском поморье Дежнев пробыл всего около двадцати дней. В остроге теперь надо было строить склад для дорогих клыков, думать, как отправить их на Колыму...
Вероятно, тогда же Дежнев начал составлять чертеж новой страны – от Анюя и «Камня», от верхнего Анадыря до самого устья и поморья – «до той корги, где вылягает зверь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27