https://www.dushevoi.ru/products/dushevye-dvery/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

вы ли сами, или я, или Николай Иваныч, если он в своей памяти. По-моему, всех лучше Николай Иваныч, так как он мужчина и член в доме выдающийся. Только если он теперь опять не "с буланцем".
Решили, что Николай Иваныч и я вдвоем поедем. Как-нибудь уж его на этот час уберечь можно. Оттуда Николай Иваныч пусть с ним вместе в карету усядется, а я назад на пролетках приеду.
На счастие наше, Николай Иваныч ввечеру явился в раскаянии и в забытьи: идет и сам впереди себя руками водит и бармутит:
"Дорогу, дорогу... идет глас выпивающий... уготовьте путь ему в пустыне... о господи!"
Да и застрял в углу и начал искать чего-то у себя по карманам.
Я подошла и говорю:
"Чего, опять вчерашнего дня небось ищете? Удаляйтесь скорей на покой",
А он отвечает:
"Подожди... тут у меня в кармане очень важный сужект был, и теперь нет его".
"Какой же сужект?"
"Да вот Твердамасков мне с Крутильды пробный портрет безбилье сделал, и я его хотел сберечь, чтоб никому не показать, да вот и потерял. Это мне неприятно, что его могут рассматривать. Я поеду его разыскивать".
"Ну уж, - говорю, - это нет. Попал домой - теперь типун, больше не уедешь, - и мы его на все два дня заперли, чтоб опомнился".
И спала я после этого у себя ночь, как в раю, и все вокруг меня летали бесплотные ангелы - ликов не видно, а этак все машут, все машут!
- Какие же они сами? - полюбопытствовала Аичка.
- А вот похожи как певчие в форме, и в таких же халатиках. А как сон прошел и начался другой день, то начались опять и новые мучения. С самого раннего утра стали мы хлопотать, чтобы все к завтрему приготовить. И все уже они без меня и ступить боятся: мы с Ефросиньюшкой вдвоем и в курятную потроха выбирать ходили, чтобы самые выдающиеся, и Николая Иваныча наблюдали, а на послезавтра, когда встрече быть, я сама до света встала и побежала к Мирону-кучеру, чтобы он закладывал карету как можно лучше.
А он у них престрашный грубиян и искусный ответчик и ни за что не любит женщин слушаться. Что ему ни скажи, на все у него колкий ответ готов:
"Я сам все формально знаю",
Я ему говорю:
"Теперь же нынче ты не груби, а хорошенько закладывай, нынче случай выдающийся",
А он отвечает:
"Ничего не выдающее. Мне все равно: заложу как следно по форме, и кончено!"
Но еще больше я беспокоилась, чтобы без меня Клавдинька из дома не ушла или какую-нибудь другую свою трилюзию не исполнила, потому что все мы знали, что она безверная. Твержу Маргарите Михайловне:
"Смотри, мать, чтобы она не выкинула чего-нибудь выдающегося".
Маргарита Михайловна сказала ей:
"Ты же, Клавдюша, пожалуйста, нынче куда-нибудь не уйди".
Она отвечает:
"Полноте, мама, зачем же я буду уходить, если это вам неприятно",
"Да ведь ты ни во что не веришь?"
"Кто это вам, мамочка, такие нелепости наговорил, и зачем вы им верите!"
А та обрадовалась:
"Нет, в самом деле ты во что-нибудь веруешь?"
"Конечно, мама, верую".
"Во что же ты веруешь?"
"Что есть бог, и что на земле жил Иисус Христос, и что должно жить так, как учит его евангелие",
"Ты это истинно веришь - не лжешь?"
"Я никогда - не лгу, - мама",
"А побожись!"
"Я, мама, не божусь; евангелие ведь не позволяет божиться".
Я вмешалась и говорю:
"Отчего же не побожиться для спокойствия матери?"
Они мне ни слова; а та ее уже целует с радости и твердит:
"Она никогда не лжет, я ей и так верю, а это вот вы все хотите, чтобы я ей не верила".
"Что вы, что вы! - говорю я, - во что вы хотите, я во все верю!"
А сама думаю: вот при нем вся ее вера на поверке окажется. А теперь с ней разводов разводить нечего, и я бросилась опять к Мирону "посмотреть, как он запрягает, а он уже запрег и подает, но сам в простом армяке.
Я зашумела:
"Что же ты не надел армяк с выпухолью?"
А он отвечает:
"Садись, садись, не твое дело: выпухоль только зимой полагается".
Вижу его, что он злой-презлой.
Николай Иваныч сел смирно со мною в карету, а две дамы дома остались, чтобы нас встретить, а между тем с нами начались такие выдающиеся приключения, что превзошли все, что было у Исава с Яковом.
- Что же это случилось? - воскликнула Аичка.
- Отхватили у нас самое выдающееся первое благословение.
- Каким же это манером?
- А вот это и есть Моисей Картоныч!
VIII
Приехали мы с Николаем Иванычем в карете - он со всеми принадлежностями, с ктиторской медалью на шее и с иностранным орденом за шахово подношение, а я одета по обыкновению, как следует, скромно, ничего выдающегося, но чисто и пристойно. А народу совокупилась непроходимая куча, и стоит несколько карет с ажидацией, и на простых лошадях и на стриженых, на козлах брумы с хлопальными арапниками, и полицейские со всеми в рубкопашню бросаются - хотят всех по ранжиру ставить, но не могут.
Помощник пристава тут же, как встрепанный воробей, подпрыгивает и уговаривает публику:
"Господа! не безобразьте!.. все увидите. Для чего невоспитанность!"
Я думаю, вот этот образованный! и подхожу к нему и прошу, чтобы велел нашу карету впереди других поставить, потому что нам назначена первая ажидация; но он хоть бы что!.. на все мои убедительные слова и внимания не обратил, а только все топорщится воробьем и твердит: "Что за изверги христианства! Что за свинская невоспитанность!" А я вдруг замечаю, что здесь же в толпучке собрались все мои третьеводнишние знакомые, с которыми я назад ехала, и особенно та благочестивая старушка, у которой весь дом от вифлиемции болен, и я ей все рассказывала.
"Вот и. вы, - говорит, - здесь?"
"Как же, - отвечаю я, - здесь; к нам ведь к первым обещано".
"Вы ведь от Степеневых, кажется?"
"Да, - отвечаю, - я от Степеневых, - в их карете, - Мирон-кучер".
"Ах! - говорит, - Мирон-кучер..."
А тут весь народ вдруг вздрогнул, и стали креститься, и уж как попрут, то уж никто друг друга и жалеть не стал, - но все как дикий табун толпучкою один другого задавить хотят... Раздался такой стон и писк, что просто сказать, как будто бы все люди озверели и друг друга задушить хотят!
Помощник уж не может и кричать больше, а только стонет: "Что за изверги христианства! - Что за скоты без разума и без жалости!" А городовые пустились было в рубкопашную, но вдруг протиснулись откуда-то эти тамошние бургонские рожи - эти басомпьеры, - те, которые про спящих дев говорили, - и враз смяли всех - и городовых и ожидателей! Так и смяли! Обхватили его, и прут прямо к каким знают каретам, и кричат: "Сюда, сюда!" - и даже, я слышу, Степеневых называют, а меж тем в чью-то не в нашу карету его усадили и повезли.
Я стала кричать:
"Позвольте! ведь это немыслимо - это... не от Степеневых карета.... у нас Мирон-кучер называется!"
А меж тем его обманом усадили в другую карету, с той самой старушкой, с моей-то с благочестивой попутчицей, у которой все в вифлиемции, и увезли к ней!
Аичка вмешалась и сказала:
- Что же - это так и следовало.
- Почему?
- У нее больные, а у вас нет.
Мартыновна не стала спорить и продолжала:
- Я к помощнику, говорю:
"Помилуйте, господин полковник, что же это за беспорядок!"
А он еще на меня:
"Вам, - говорит, - еще что такое сделали? Язычница! вы больше всех лезли. Что вам на любимую мозоль, что ли, кто наступил? Вот аптека, купите себе пластырю".
"Не в аптеке, - говорю, - дело, а в том, что мне была назначена первая ажидация, а ее нет".
"Чего же вы ее не ухватили - ажидацию-то?"
"Я бы ухватила, а от полиции порядка не было - вы видели, что мне и подойти было немыслимо, у меня выхватили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
 крупные магазины сантехники в Москве 

 EcoCeramic Aria