Самые совершенные создания мысли - лишь снимки с живых идей, так же, как самая совершенная статуя лишь наилучшее воспроизведение форм, наиболее ясно виденных.
В то время как я пишу, я не думаю о своей ноге; но если кошка начнет царапать когтями мою икру, внимание мое тотчас же привлечется к ней. Нога часть моего тела - была все время там, но внимание отсутствовало. То же самое верно и относительно ума; я могу быть занят составлением статьи по психологии, не думая совсем о том, что в четыре часа я условился быть у г-на Смита, чтобы за чашкой чая обсуждать вместе государственный бюджет; как вдруг слово "распознавание", которое я только что написал, напоминает мне, какой тонкий знаток чая г-н Смит, и это сразу наводит меня на мысль о нашем условии, лежавшем незамеченным в одном из изгибов моего ума.
Столько же основания предполагать, что реальности ума вычеркнуты из бытия лишь потому, что мы не думаем о них, как воображать, что внешние предметы исчезают из поля бытия только потому, что мы их не видим. Когда я смотрю на дом, это тот же дом, на который может смотреть и кто-либо другой. Мы можем смотреть на него одновременно, или он может видеть его в мое отсутствие. Дом этот существует для другого и тогда, когда я его не замечаю, но мы оба сознаем,что видим тот же дом, хотя и видим его разно и каждый по-своему. Точно так же, когда мы мыслим какую-нибудь идею, мы в действительности мыслим ту же самую идею; но для большинства из нас еще надо понять, что наш умственный опыт отражает одну и ту же реальность, надо сознать, что все мы живем в едином мире мысли, в котором все истинные идеи существуют, все равно сознаем мы их или не сознаем.
Даже поверхностное изучение ума открывает нам тот факт, что когда мы отчетливо думаем об одном предмете, мы в то же время смутно сознаем много другого, что более или менее близко или отдаленно относится к этому предмету. Совершенно так же, как обращая глаза на бутылку с чернилами, стоящую передо мной, я в то же самое время вижу и другие предметы на моем столе, как мебель справа и слева, так и деревья в саду - множество предметов; подобным же образом, когда я сосредоточиваю свое внимание на какой-либо одной мысли, я нахожу вокруг нее массу смутных мыслей, постепенно заволакивающихся, становящихся более туманными по мере их отдаления и, наконец, теряющихся в неопределенном пространстве. По мере того, как внимание переходит с одного предмета на другой, поле его становится беспредельно и горизонты этого поля постоянно отступают по мере того, как наше внимание приближается к ним.
Возьмем для примера, что я думаю о кошке. Мне тотчас представится кошка и вокруг этой мысли группируются множество других побочных картинок: как блюдечко с молоком, которое кошка так любит, или коврик перед камином, на котором она лежит. Блуждающий ум остановится, положим, на коврике перед камином; тогда я яснее увижу коврик, а образ кошки начнет бледнеть, уступая место другим новым образам, каковы "огонь" или "фабрика". Ум опять передвигается, он останавливается на фабрике, и я начинаю видеть множество людей, работающих у ткацких станков; в это время кошка уже почти исчезла, а ум переходит к новым предметам.
Эта цепь мыслей представляет неразрывную последовательность во внутренней жизни. Каждая мысль следует за другой, как звенья в цепи. И как во времени один предмет следует за другим - причем только два момента со своим содержанием связаны между собой непосредственно, - точно так же и в потоке умственной деятельности образы следуют один за другим, но непосредственно связаны между собой только два образа. В течение нашей умственной жизни мысли не проникают в ум массами или в беспорядке, а в правильной последовательности, и поток мысленной деятельности лучше всего изобразить рядами кругов, находящих один на другой в последовательном порядке. Желательно исследовать ход мыслей в уме и отметить природу сцепления между двумя последующими мыслями (об этом я говорю в моей маленькой книжке, посвященной памяти).
Этот поток мысленной деятельности не что иное, как след "рыбки внимания", по мере того, как она проходит то в одном направлении, то в другом. Она постоянно плавает, а ее направление зависит от настроения данного момента. Чтобы сосредоточить ум на одной цели, нам надо установить настроение собранности так, чтобы в ряду мыслей или идей оно всегда руководило выбором звена в умственной цепи и, таким образом, ход мыслей не будет уклоняться от контроля или сосредоточения. Следующая диаграмма покажет, как незначительно первое разветвление путей мысли, но как далеко расходятся впоследствии сами пути:
Кошка Кр Коврик у камина Ир Огонь Ир Спички р
Д Молоко Кр Корова Кр Луг р
В этом внутреннем мире внимание постоянно привлекается в различных направлениях зараз. Рыбка оказывается окруженной разными привлекательными приманками. За которую ухватится она в данный момент? В какую сторону будет она привлечена? Предпочтет ли она "коврик у камина" или "молоко"? Каждая мысль вызывает много других мыслей или бывает связана с ними. Когда я смотрю на баньяновое дерево перед моей верандой, я вижу и слышу стаи ворон и белок, и благодаря этому каждая мысль о баньяне принесет в поле моей мысли образ именно этого баньяна с его раскидистыми ветвями и висячими корнями, со стоящими под ним горшками папоротников, с дерзкими, воронами и болтливыми, пищащими, полосатыми, коричневыми белками.
Но в поле внимания проникнут сразу мысли и о других деревьях, хотя другие породы появятся далее от центра: высокая прямая пальма, морщинистый дуб, стройный тополь, грустная стриженная ива центральной Англии, разубранная инеем сосна снежного севера. Или же, глядя на раскидистые ветви и многочисленные стволы баньяна, которые поддерживают тяжесть его громадных тысячелетних ветвей, ум мой обращается к тем историям, которые он мог бы рассказать: о разливах реки, протекающей вблизи, о постройке домов и прокладке дорог, а еще далее в прошлом - о густой лесной заросли, освежаемой ветерком, с шакалами и тиграми, с несметным количеством муравьев, скорпионов и змей, нашедших приют в его дуплах и передвигавшихся по его ветвям столетия тому назад. Если мое настроение изменится снова, я могу обратить внимание на обширный объем баньяна - гора лесного материала - и думать, как целая армия могла бы укрыться под ним, как из него можно бы выстроить десяток домов или зажечь тысячу огромных костров. Таким образом, баньян вызывает мысли о воронах и белках, о домах и дорогах, о других породах деревьев, их корнях, ветвях, листьях и стволах, об их величине и пользе, красоте и силе и т.д., и каждая из этих мыслей порождает в свою очередь новый круг идей.
По какому направлению пойдет внимание? За какую приманку ухватится рыбка? Между объектами чувств существует бесконечное соревнование для привлечения нашего внимания, и такое же бесконечное соревнование для привлечения нашего внимания существует и в мире мысли. В последовательном ходе мыслей должно же что-нибудь решать, что именно эта мысль последует за другой в каждом данном случае, а не третья, столь же близко связанная с ней.
Для большей ясности поставлю вопрос иначе. Представим себе, что я сижу за своим письменным столом посреди моей библиотеки, как вдруг сразу открываются все четыре двери библиотеки и с точностью кукушки в старинных деревенских часах, мои друзья Смит, Браун, Джонс и Робинсон входят и в один голос говорят:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
В то время как я пишу, я не думаю о своей ноге; но если кошка начнет царапать когтями мою икру, внимание мое тотчас же привлечется к ней. Нога часть моего тела - была все время там, но внимание отсутствовало. То же самое верно и относительно ума; я могу быть занят составлением статьи по психологии, не думая совсем о том, что в четыре часа я условился быть у г-на Смита, чтобы за чашкой чая обсуждать вместе государственный бюджет; как вдруг слово "распознавание", которое я только что написал, напоминает мне, какой тонкий знаток чая г-н Смит, и это сразу наводит меня на мысль о нашем условии, лежавшем незамеченным в одном из изгибов моего ума.
Столько же основания предполагать, что реальности ума вычеркнуты из бытия лишь потому, что мы не думаем о них, как воображать, что внешние предметы исчезают из поля бытия только потому, что мы их не видим. Когда я смотрю на дом, это тот же дом, на который может смотреть и кто-либо другой. Мы можем смотреть на него одновременно, или он может видеть его в мое отсутствие. Дом этот существует для другого и тогда, когда я его не замечаю, но мы оба сознаем,что видим тот же дом, хотя и видим его разно и каждый по-своему. Точно так же, когда мы мыслим какую-нибудь идею, мы в действительности мыслим ту же самую идею; но для большинства из нас еще надо понять, что наш умственный опыт отражает одну и ту же реальность, надо сознать, что все мы живем в едином мире мысли, в котором все истинные идеи существуют, все равно сознаем мы их или не сознаем.
Даже поверхностное изучение ума открывает нам тот факт, что когда мы отчетливо думаем об одном предмете, мы в то же время смутно сознаем много другого, что более или менее близко или отдаленно относится к этому предмету. Совершенно так же, как обращая глаза на бутылку с чернилами, стоящую передо мной, я в то же самое время вижу и другие предметы на моем столе, как мебель справа и слева, так и деревья в саду - множество предметов; подобным же образом, когда я сосредоточиваю свое внимание на какой-либо одной мысли, я нахожу вокруг нее массу смутных мыслей, постепенно заволакивающихся, становящихся более туманными по мере их отдаления и, наконец, теряющихся в неопределенном пространстве. По мере того, как внимание переходит с одного предмета на другой, поле его становится беспредельно и горизонты этого поля постоянно отступают по мере того, как наше внимание приближается к ним.
Возьмем для примера, что я думаю о кошке. Мне тотчас представится кошка и вокруг этой мысли группируются множество других побочных картинок: как блюдечко с молоком, которое кошка так любит, или коврик перед камином, на котором она лежит. Блуждающий ум остановится, положим, на коврике перед камином; тогда я яснее увижу коврик, а образ кошки начнет бледнеть, уступая место другим новым образам, каковы "огонь" или "фабрика". Ум опять передвигается, он останавливается на фабрике, и я начинаю видеть множество людей, работающих у ткацких станков; в это время кошка уже почти исчезла, а ум переходит к новым предметам.
Эта цепь мыслей представляет неразрывную последовательность во внутренней жизни. Каждая мысль следует за другой, как звенья в цепи. И как во времени один предмет следует за другим - причем только два момента со своим содержанием связаны между собой непосредственно, - точно так же и в потоке умственной деятельности образы следуют один за другим, но непосредственно связаны между собой только два образа. В течение нашей умственной жизни мысли не проникают в ум массами или в беспорядке, а в правильной последовательности, и поток мысленной деятельности лучше всего изобразить рядами кругов, находящих один на другой в последовательном порядке. Желательно исследовать ход мыслей в уме и отметить природу сцепления между двумя последующими мыслями (об этом я говорю в моей маленькой книжке, посвященной памяти).
Этот поток мысленной деятельности не что иное, как след "рыбки внимания", по мере того, как она проходит то в одном направлении, то в другом. Она постоянно плавает, а ее направление зависит от настроения данного момента. Чтобы сосредоточить ум на одной цели, нам надо установить настроение собранности так, чтобы в ряду мыслей или идей оно всегда руководило выбором звена в умственной цепи и, таким образом, ход мыслей не будет уклоняться от контроля или сосредоточения. Следующая диаграмма покажет, как незначительно первое разветвление путей мысли, но как далеко расходятся впоследствии сами пути:
Кошка Кр Коврик у камина Ир Огонь Ир Спички р
Д Молоко Кр Корова Кр Луг р
В этом внутреннем мире внимание постоянно привлекается в различных направлениях зараз. Рыбка оказывается окруженной разными привлекательными приманками. За которую ухватится она в данный момент? В какую сторону будет она привлечена? Предпочтет ли она "коврик у камина" или "молоко"? Каждая мысль вызывает много других мыслей или бывает связана с ними. Когда я смотрю на баньяновое дерево перед моей верандой, я вижу и слышу стаи ворон и белок, и благодаря этому каждая мысль о баньяне принесет в поле моей мысли образ именно этого баньяна с его раскидистыми ветвями и висячими корнями, со стоящими под ним горшками папоротников, с дерзкими, воронами и болтливыми, пищащими, полосатыми, коричневыми белками.
Но в поле внимания проникнут сразу мысли и о других деревьях, хотя другие породы появятся далее от центра: высокая прямая пальма, морщинистый дуб, стройный тополь, грустная стриженная ива центральной Англии, разубранная инеем сосна снежного севера. Или же, глядя на раскидистые ветви и многочисленные стволы баньяна, которые поддерживают тяжесть его громадных тысячелетних ветвей, ум мой обращается к тем историям, которые он мог бы рассказать: о разливах реки, протекающей вблизи, о постройке домов и прокладке дорог, а еще далее в прошлом - о густой лесной заросли, освежаемой ветерком, с шакалами и тиграми, с несметным количеством муравьев, скорпионов и змей, нашедших приют в его дуплах и передвигавшихся по его ветвям столетия тому назад. Если мое настроение изменится снова, я могу обратить внимание на обширный объем баньяна - гора лесного материала - и думать, как целая армия могла бы укрыться под ним, как из него можно бы выстроить десяток домов или зажечь тысячу огромных костров. Таким образом, баньян вызывает мысли о воронах и белках, о домах и дорогах, о других породах деревьев, их корнях, ветвях, листьях и стволах, об их величине и пользе, красоте и силе и т.д., и каждая из этих мыслей порождает в свою очередь новый круг идей.
По какому направлению пойдет внимание? За какую приманку ухватится рыбка? Между объектами чувств существует бесконечное соревнование для привлечения нашего внимания, и такое же бесконечное соревнование для привлечения нашего внимания существует и в мире мысли. В последовательном ходе мыслей должно же что-нибудь решать, что именно эта мысль последует за другой в каждом данном случае, а не третья, столь же близко связанная с ней.
Для большей ясности поставлю вопрос иначе. Представим себе, что я сижу за своим письменным столом посреди моей библиотеки, как вдруг сразу открываются все четыре двери библиотеки и с точностью кукушки в старинных деревенских часах, мои друзья Смит, Браун, Джонс и Робинсон входят и в один голос говорят:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21