«Что мы получили от этой рискованной операции? Главная задача, поставленная адмиралом Риделем, — добыть коды ледовых авиаразведок, — пока не решена. На станции их просто не оказалось. Правда, мы достали шифры радиосвязи, но ключи к ним до сих пор не найдены… А ведь уже сколько часов две наши субмарины торчат в этой чертовой дыре. Зимовщики все, как один, твердят, что нет и не было на зимовке ледовых кодов. Они имеются только в районном центре полярных станций, на Диксоне. А что, если захватить гидросамолет ледовой разведки? На нем и коды, и специалисты по льдам…»
Офицер, потирая руки от осенившей его мысли, крикнул:
— Боцман Крузе, дайте сигнал вызова на лодки! Пусть немедленно всплывают и вышлют на берег своих командиров!
Через минуту в сторону разводья взлетела ракета с длинным хвостом оранжевого дыма.
А в это время в полумраке холодной бани полярники, тесно сбившись в круг, вполголоса обсуждали свое незавидное положение. Появление Григория внесло оживление. Жизнерадостный, часто до озорства, отчаянный фантазер и выдумщик, он был общим любимцем, умевшим находить выход в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях.
— Почему не ушли в тундру? Не сожгли коды радиосвязи? — спросил Григорий.
— Два дня авралили, перетаскивали бочки с авиабензином на берег реки, кончили — и заснули как убитые. Ночью, часа в три, я проснулся от резкого толчка… — рассказывал Поблодзинский, — автомат упирался мне в грудь, и вся комната была полна фрицами. Нас в одном белье отвели в баню и приставили часовых. Через час по одному стали отводить в жилой дом, где этот одутловатый офицер, говоривший по-русски, стал допрашивать, требуя ледовые коды, шифры радиосвязи.
— Значит, после высадки десанта прошло около полусуток? Радиосвязи ни с кем не было, и в сроки погоду на Диксон не передавали… — вслух рассуждал Григорий. — Там, конечно, уже тревога. А они пытались сами связаться с Диксоном?
— Нет. Этот офицер достаточно хитер. Когда я сказал ему, что надо передать погоду, он зло рассмеялся и ответил, что мне не доверяет, а у его радиста почерк другой. Диксон сразу поймет, что на мысе Стерлегова что-то неладно.
— А как они узнали, что я с Ногаевым ушел искать следы «Норда»? Кто-то сболтнул на допросе? И что с шифрами связи?
— О твоем походе узнали по записям в вахтенном журнале. Шифры забрали из сейфа, но ключи к ним находятся в другом месте. Главная цель нападения это, конечно, коды и шифры ледовой разведки…
— Лишь бы сейчас не прилетел к нам гидросамолет, — озабоченно произнес Бухтияров.
— Не должен. Обычно дают заявку за сутки.
— Да, но молчание нашей радиостанции наверняка вызвало тревогу, так что самолет может прилететь неожиданно. Сядет и попадет прямо в лапы… Что придумать? Как предупредить?
— Экипаж Черевичного опытный, обстрелянный.
— Но как он поймет, что на станции немцы? — рассуждал Бухтияров. Лодки лежат на грунте, их не видно. Десант спрячется в домах. Нас запрут. Самолет покружит и обязательно сядет. Вот что. Надо войти в доверие к фрицам. Какую глупость я допустил, выведя из себя этого офицера! Бежать любой ценой, — вдруг вырвалось у Григория. — До охотничьего домика в бухте Воскресенского двадцать километров. Там я оставил Ногаева. У него карабин и запас продуктов дней на пятнадцать. Это я говорю к тому, если кому-либо из нас удастся вырваться отсюда. Дальше следовать на мыс Входной реки Пясина. Там радиостанция. Сразу сообщить на Диксон…
— Бежать? В нашем-то положении? Без одежды и оружия?
— План один. Вырваться на тот берег реки. Как? Обстановка подскажет. Сейчас главное-войти в доверие, исполнять их указания, а там выбрать момент…
— Ну а если все сорвется?
— Тогда шлепнут. Ибо вряд ли они возьмут нас пленными на лодку. Бежать кому-то одному — это легче…
В предбаннике послышался шум. Дверь резко распахнулась, и в проеме показался рыжий боцман с двумя матросами.
— Шнель нах хаузе! Шнель, шнель! — показал он тяжелым «люгером» на выход.
Бухтияров, а за ним и остальные вышли. Охрана ввела их в жилой дом и оставила, перед столом, за которым сидело трое офицеров. У стен стояли матросы с оружием в руках.
— Боцман Крузе, выдать одежду пленным и отвести обратно, — дал команду знакомый офицер. — А вы, господин Бухтияров, останьтесь.
Когда все вышли, ему предложили сесть. Григорий с достоинством поблагодарил.
— Садитесь, садитесь, господин Бухтияров. Как говорит русская пословица: «В ногах правды нет…» Мы решили вам и вашим друзьям сохранить жизнь, но при одном условии. Вы вызовете самолет и уберетесь отсюда вместе с ним.
«Что он, принимает меня за идиота? — подумал Григорий. — Ну ладно, пусть пока будет по-твоему». И тут же сказал:
— А зачем нам убираться? Это наше жилье и место работы.
— Станция — это военный объект. Наблюдательный пункт подлежит уничтожению. Продукты заберем на лодки как трофеи. Теперь вы понимаете, что здесь вы остаться не можете. Погибнете от голода и холода.
— Как же я могу вызвать самолет? На собаках отправиться за ним на Диксон, так прикажете?
— Не играйте в наивность. Дело идет о радиосвязи. Уговорите Поблодзинского связаться с Диксоном и вызвать самолет, скажем, для отправки тяжело заболевшего метеоролога.
— Но радиостанция в ваших руках. Почему вам не связаться самим?
— Разве вам надо объяснять, что такое почерк радиста?
— Хорошо. Я попробую, — отчужденно ответил Григорий.
Бухтияров направился к выходу. Два автоматчика двинулись за ним, но офицер что-то крикнул, и те вернулись.
«Так, кажется, клюнуло. Отпустили без охраны. Проверяют. Да разве сейчас побежишь? Отсюда же все пространство простреливается». Григорий заметил, что у дверей бани охраны нет.
Его появление товарищи встретили мрачно.
— Чего умолкли? — со злым укором проговорил он. — Мне, думаете, легко играть эту роль? Все получилось, как условились. Теперь очередь за тобой, начальник. Зовут на связь с Диксоном для вызова самолета, якобы за больным метеорологом. Думай, как передать, что здесь немцы. Умри, но сделай. Другого пути нет.
Поблодзинский горько вздохнул.
— Но как ты сумеешь незаметно передать, что на зимовке фашисты? спросил Бухтияров. — Ведь такого условного сигнала у нас не предусмотрено.
— Вначале стандартный текст сводки погоды, потом запрос на прилет самолета и где-то между этими словами незаметно передам сигнал бедствия SOS. Зная, что станция не выходила в эфир уже два срока, поймут, что у нас ЧП.
— Все могут подумать, кроме того, что у нас эти чертовы гости, десант. А нельзя ли тебе в тексте передать слово, скажем, «оккупированы» или что-нибудь в этом роде?
— Нет. Офицер, который нас допрашивай, — радист. Он отлично знает русский язык.
— Ладно, пошли. Хорошо, хоть сняли охрану, но, наверное, следят из всех дыр…
У входа в жилой дом их остановил часовой. Свистком вызвал боцмана, — и тот ввел двоих в помещение. Офицеры обедали. На столе кают-компании, заставленном тарелками с кусками жареной оленины, малосольными омулями и ломтями розовой нельмы, стояли полупустые пузатые бутылки с яркими этикетками чужих стран.
Штурмбаннфюрер вытер полотенцем лоснящиеся от жира губы и руки, сказал:
— Герр Поблодзинский, господин каюр, прошу к столу радиостанции… Он остановил свой взгляд на Бухтиярове.
— Поблодзинский согласен на вызов самолета, — ответил Григорий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Офицер, потирая руки от осенившей его мысли, крикнул:
— Боцман Крузе, дайте сигнал вызова на лодки! Пусть немедленно всплывают и вышлют на берег своих командиров!
Через минуту в сторону разводья взлетела ракета с длинным хвостом оранжевого дыма.
А в это время в полумраке холодной бани полярники, тесно сбившись в круг, вполголоса обсуждали свое незавидное положение. Появление Григория внесло оживление. Жизнерадостный, часто до озорства, отчаянный фантазер и выдумщик, он был общим любимцем, умевшим находить выход в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях.
— Почему не ушли в тундру? Не сожгли коды радиосвязи? — спросил Григорий.
— Два дня авралили, перетаскивали бочки с авиабензином на берег реки, кончили — и заснули как убитые. Ночью, часа в три, я проснулся от резкого толчка… — рассказывал Поблодзинский, — автомат упирался мне в грудь, и вся комната была полна фрицами. Нас в одном белье отвели в баню и приставили часовых. Через час по одному стали отводить в жилой дом, где этот одутловатый офицер, говоривший по-русски, стал допрашивать, требуя ледовые коды, шифры радиосвязи.
— Значит, после высадки десанта прошло около полусуток? Радиосвязи ни с кем не было, и в сроки погоду на Диксон не передавали… — вслух рассуждал Григорий. — Там, конечно, уже тревога. А они пытались сами связаться с Диксоном?
— Нет. Этот офицер достаточно хитер. Когда я сказал ему, что надо передать погоду, он зло рассмеялся и ответил, что мне не доверяет, а у его радиста почерк другой. Диксон сразу поймет, что на мысе Стерлегова что-то неладно.
— А как они узнали, что я с Ногаевым ушел искать следы «Норда»? Кто-то сболтнул на допросе? И что с шифрами связи?
— О твоем походе узнали по записям в вахтенном журнале. Шифры забрали из сейфа, но ключи к ним находятся в другом месте. Главная цель нападения это, конечно, коды и шифры ледовой разведки…
— Лишь бы сейчас не прилетел к нам гидросамолет, — озабоченно произнес Бухтияров.
— Не должен. Обычно дают заявку за сутки.
— Да, но молчание нашей радиостанции наверняка вызвало тревогу, так что самолет может прилететь неожиданно. Сядет и попадет прямо в лапы… Что придумать? Как предупредить?
— Экипаж Черевичного опытный, обстрелянный.
— Но как он поймет, что на станции немцы? — рассуждал Бухтияров. Лодки лежат на грунте, их не видно. Десант спрячется в домах. Нас запрут. Самолет покружит и обязательно сядет. Вот что. Надо войти в доверие к фрицам. Какую глупость я допустил, выведя из себя этого офицера! Бежать любой ценой, — вдруг вырвалось у Григория. — До охотничьего домика в бухте Воскресенского двадцать километров. Там я оставил Ногаева. У него карабин и запас продуктов дней на пятнадцать. Это я говорю к тому, если кому-либо из нас удастся вырваться отсюда. Дальше следовать на мыс Входной реки Пясина. Там радиостанция. Сразу сообщить на Диксон…
— Бежать? В нашем-то положении? Без одежды и оружия?
— План один. Вырваться на тот берег реки. Как? Обстановка подскажет. Сейчас главное-войти в доверие, исполнять их указания, а там выбрать момент…
— Ну а если все сорвется?
— Тогда шлепнут. Ибо вряд ли они возьмут нас пленными на лодку. Бежать кому-то одному — это легче…
В предбаннике послышался шум. Дверь резко распахнулась, и в проеме показался рыжий боцман с двумя матросами.
— Шнель нах хаузе! Шнель, шнель! — показал он тяжелым «люгером» на выход.
Бухтияров, а за ним и остальные вышли. Охрана ввела их в жилой дом и оставила, перед столом, за которым сидело трое офицеров. У стен стояли матросы с оружием в руках.
— Боцман Крузе, выдать одежду пленным и отвести обратно, — дал команду знакомый офицер. — А вы, господин Бухтияров, останьтесь.
Когда все вышли, ему предложили сесть. Григорий с достоинством поблагодарил.
— Садитесь, садитесь, господин Бухтияров. Как говорит русская пословица: «В ногах правды нет…» Мы решили вам и вашим друзьям сохранить жизнь, но при одном условии. Вы вызовете самолет и уберетесь отсюда вместе с ним.
«Что он, принимает меня за идиота? — подумал Григорий. — Ну ладно, пусть пока будет по-твоему». И тут же сказал:
— А зачем нам убираться? Это наше жилье и место работы.
— Станция — это военный объект. Наблюдательный пункт подлежит уничтожению. Продукты заберем на лодки как трофеи. Теперь вы понимаете, что здесь вы остаться не можете. Погибнете от голода и холода.
— Как же я могу вызвать самолет? На собаках отправиться за ним на Диксон, так прикажете?
— Не играйте в наивность. Дело идет о радиосвязи. Уговорите Поблодзинского связаться с Диксоном и вызвать самолет, скажем, для отправки тяжело заболевшего метеоролога.
— Но радиостанция в ваших руках. Почему вам не связаться самим?
— Разве вам надо объяснять, что такое почерк радиста?
— Хорошо. Я попробую, — отчужденно ответил Григорий.
Бухтияров направился к выходу. Два автоматчика двинулись за ним, но офицер что-то крикнул, и те вернулись.
«Так, кажется, клюнуло. Отпустили без охраны. Проверяют. Да разве сейчас побежишь? Отсюда же все пространство простреливается». Григорий заметил, что у дверей бани охраны нет.
Его появление товарищи встретили мрачно.
— Чего умолкли? — со злым укором проговорил он. — Мне, думаете, легко играть эту роль? Все получилось, как условились. Теперь очередь за тобой, начальник. Зовут на связь с Диксоном для вызова самолета, якобы за больным метеорологом. Думай, как передать, что здесь немцы. Умри, но сделай. Другого пути нет.
Поблодзинский горько вздохнул.
— Но как ты сумеешь незаметно передать, что на зимовке фашисты? спросил Бухтияров. — Ведь такого условного сигнала у нас не предусмотрено.
— Вначале стандартный текст сводки погоды, потом запрос на прилет самолета и где-то между этими словами незаметно передам сигнал бедствия SOS. Зная, что станция не выходила в эфир уже два срока, поймут, что у нас ЧП.
— Все могут подумать, кроме того, что у нас эти чертовы гости, десант. А нельзя ли тебе в тексте передать слово, скажем, «оккупированы» или что-нибудь в этом роде?
— Нет. Офицер, который нас допрашивай, — радист. Он отлично знает русский язык.
— Ладно, пошли. Хорошо, хоть сняли охрану, но, наверное, следят из всех дыр…
У входа в жилой дом их остановил часовой. Свистком вызвал боцмана, — и тот ввел двоих в помещение. Офицеры обедали. На столе кают-компании, заставленном тарелками с кусками жареной оленины, малосольными омулями и ломтями розовой нельмы, стояли полупустые пузатые бутылки с яркими этикетками чужих стран.
Штурмбаннфюрер вытер полотенцем лоснящиеся от жира губы и руки, сказал:
— Герр Поблодзинский, господин каюр, прошу к столу радиостанции… Он остановил свой взгляд на Бухтиярове.
— Поблодзинский согласен на вызов самолета, — ответил Григорий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9