Я уже почти заснул, как вдруг мне
послышались какие-то слабые отдаленные звуки: диковатые, но несомненно
музыкальные, они исполнили меня странным возбуждением, придавшим
необыкновенную окраску моим ридениям той ночи. Проснувшись наутро, я не
сомневался, что это были именно видения, причем куда более чудные, чем дикий
посвист флейты, под который я засыпал. Под влиянием рассказанных Денисом
Барри легенд, мое спящее сознание перенесло меня в величественный город
посреди зеленой равнины; там я видел улицы и статуи из мрамора, просторные
дворцы и храмы, барельефы и надписи на стенах то были величественные картины
древней Эллады. Я рассказал о своем сне Барри, и мы вместе от души
посмеялись над ним, хотя в то утро мой друг не мог скрыть серьезной
озабоченности по поводу наемных рабочих. Вот уже шестой день подряд они
выходили на работу с опозданием: ни один из них не мог вовремя проснуться;
поднявшись же наконец, они долго приходили в себя, еле шевелились и
поголовно жаловались на недосыпание и это несмотря на то, что все они
ложились спать довольно рано.
Я провел утро и большую часть дня, гуляя в одиночестве по деревне и
заговаривая время от времени с бездельничающими поденщиками. Барри был занят
последними приготовлениями к осушению болота. Без всякой видимой причины его
люди казались вялыми и истощенными; насколько я понял, почти все безуспешно
пытались вспомнить, что видели во сне прошедшей ночью. Я рассказывал им о
своем сне, но они никак не реагировали на него до тех пор, пока я не
упомянул о почудившихся мне необычных звуках флейты. Тут мои собеседники
принимались очень странно смотреть на меня и признавались, что помнят нечто
подобное.
За ужином Барри объявил мне, что планирует начать основные работы через
два дня. Я был рад этому: хотя и неприятно будет наблюдать, как исчезают с
лица земли мхи и вереск, ручейки и озерца, но, с другой стороны, мне не
терпелось увидеть собственными глазами те древние тайны, что возможно таятся
глубоко под залежами торфа. Той ночью сон с поющими флейтами и мраморными
двориками неожиданно прервался на какойто тревожной ноте; я видел, как в
город пришел мор, как наступали на него поросшие лесом холмы и как погребли
они под собою усеянные трупами улицы, оставив в неприкосновенности один
только стоявший на возвышенности храм Артемиды, в котором почила жрица Луны
по имени Клио. Холодная и безмолвная лежала она, а ее посеребренную годами
голову украшала корона из слоновой кости.
Я уже говорил, что проснулся посреди ночи в сильной тревоге. Какое-то
время я даже не мог понять, продолжаю ли спать или уже бодрствую, потому что
пронзительный свист флейт все еще стоял у меня в ушах. Но когда я увидал на
полу полосы холодного лунного света, струившегося сквозь частый переплет
старинного окна, я решил, что все-таки проснулся, как и следовало ожидать, в
своей постели в замке Килдерри. Я еще более уверился в этом, услышав, как
часы в одной из нижних комнат пробили два раза. Но тут откуда-то издалека
опять донесся терзавший меня во сне свист дикая, сверхъестественная мелодия,
напоминавшая экстатическую пляску меналийских фавнов. Эти звуки не давали
заснуть, и я в раздражении вскочил с постели. Не могу сказать, почему я
подошел именно к тому окну, что выходило на север, или зачем стал
разглядывать безмолвную деревню и луга, лежавшие по краю болота. У меня не
было ни малейшего желания глазеть на окрестности, ибо я хотел спать; но от
свиста небыло спасения, и мне нужно было посмотреть, что там в конце концов
происходит и каким-нибудь образом остановить дикую свистопляску. Откуда я
мог знать, что мне предстоит увидеть?
В лунном свете, затопившем просторный луг, моим глазам предстало
зрелище, которое я не смогу забыть во всю оставшуюся жизнь. Под пение
тростниковых флейт, разносившееся над болотом, извиваясь в жутком
нечеловеческом танце, скользила странная толпа; все происходящее напоминало
одну из древних мистерий, справлявшихся где-нибудь на Сицилии в честь богини
Деметры в первое полнолуние после сбора винограда. Огромный луг, золотистый
свет луны, пляшущие тени, и царившая надо всем этим резкая монотонная
мелодия флейт эта немыслимая сцена буквально парализовала меня; несмотря на
невыносимый страх, я успел заметить, что половину танцоров составляли
поденщики, которым давно полагалось спать в своих кроватях, а другую... До
сих пор я не знаю, что представляли собой эти призрачные существа в
белоснежных одеяниях; почему-то я решил, что это печальные белые нимфы
здешних ручьев и ключей. Должно быть, я простоял немало минут, глядя на это
немыслимое действо из своего окна в башне, а потом вдруг провалился в
тяжелое забытье без сновидений, от которого очнулся только когда солнце уже
приближалось к зениту.
Первым моим желанием было немедленно рассказать обо всем увиденном
ночью Денису Барри, но яркое солнце, заглядывавшее в мои окна, успокоило
меня и внушило уверенность в том, что все эти кошмары не имеют никакой связи
с действительностью. Я подвержен довольно странным видениям, но мне всегда
хватало силы воли не верить в их реальность. Вот и на сей раз я ограничился
тем, что расспросил некоторых рабочих: нынче они опять проспали и, как и в
прошлый раз, ничего не могли припомнить из своих снов, кроме какого-то
пронзительного монотонного свиста. Постоянные упоминания об этих загадочных
звуках сильно меня озадачивали, но, в конце концов, это могли быть просто
осенние кузнечики, что появились раньше времени и тревожили всех нас во сне.
Днем я встретил Барри он сидел в библиотеке и размышлял над планами работ,
которые должны были начаться уже назавтра, и тут-то, вспомнив об этом, я
впервые испытал нечто вроде бессознательного ужаса, что изгнал из Килдерри
местных крестьян. По какой-то необъяснимой причине меня ужаснула сама мысль
потревожить покой болота и темные тайны, сокрытые в его глубинах. Перед моим
внутренним взором вставали леденящие кровь картины, доселе скрытые
наневедомой глубине под многовековым торфяником. Теперь мне казалось
безумием обнажать эти сокровенные глуби пред лицом дневного светила, и я
пожалел, что у меня нет убедительного повода немедленно уехать из замка. Я
попытался заговорить об этом с Барри, но при первых же моих словах он
принялся так громко смеяться, что я не осмелился продолжать. Мне оставалось
только молча наблюдать, как сияющее солнце заходит за далекие холмы, и весь
Килдерри, замерев в ожидании чего-то, зажигается алыми и золотыми огнями.
Я до сих пор не могу сказать с определенностью, насколько реальны были
события той ночи. В одном нет у меня сомнений: все происшедшее намного
превосходит самую буйную человеческую фантазию; с другой стороны, если то
был лишь бред, то как объяснить исчезновение людей, о котором впоследствии
стало известно всякому? Исполненный самых мрачных предчувствий, а лег
довольно рано и долго не мог заснуть в зловещей тишине старой башни.
1 2 3 4
послышались какие-то слабые отдаленные звуки: диковатые, но несомненно
музыкальные, они исполнили меня странным возбуждением, придавшим
необыкновенную окраску моим ридениям той ночи. Проснувшись наутро, я не
сомневался, что это были именно видения, причем куда более чудные, чем дикий
посвист флейты, под который я засыпал. Под влиянием рассказанных Денисом
Барри легенд, мое спящее сознание перенесло меня в величественный город
посреди зеленой равнины; там я видел улицы и статуи из мрамора, просторные
дворцы и храмы, барельефы и надписи на стенах то были величественные картины
древней Эллады. Я рассказал о своем сне Барри, и мы вместе от души
посмеялись над ним, хотя в то утро мой друг не мог скрыть серьезной
озабоченности по поводу наемных рабочих. Вот уже шестой день подряд они
выходили на работу с опозданием: ни один из них не мог вовремя проснуться;
поднявшись же наконец, они долго приходили в себя, еле шевелились и
поголовно жаловались на недосыпание и это несмотря на то, что все они
ложились спать довольно рано.
Я провел утро и большую часть дня, гуляя в одиночестве по деревне и
заговаривая время от времени с бездельничающими поденщиками. Барри был занят
последними приготовлениями к осушению болота. Без всякой видимой причины его
люди казались вялыми и истощенными; насколько я понял, почти все безуспешно
пытались вспомнить, что видели во сне прошедшей ночью. Я рассказывал им о
своем сне, но они никак не реагировали на него до тех пор, пока я не
упомянул о почудившихся мне необычных звуках флейты. Тут мои собеседники
принимались очень странно смотреть на меня и признавались, что помнят нечто
подобное.
За ужином Барри объявил мне, что планирует начать основные работы через
два дня. Я был рад этому: хотя и неприятно будет наблюдать, как исчезают с
лица земли мхи и вереск, ручейки и озерца, но, с другой стороны, мне не
терпелось увидеть собственными глазами те древние тайны, что возможно таятся
глубоко под залежами торфа. Той ночью сон с поющими флейтами и мраморными
двориками неожиданно прервался на какойто тревожной ноте; я видел, как в
город пришел мор, как наступали на него поросшие лесом холмы и как погребли
они под собою усеянные трупами улицы, оставив в неприкосновенности один
только стоявший на возвышенности храм Артемиды, в котором почила жрица Луны
по имени Клио. Холодная и безмолвная лежала она, а ее посеребренную годами
голову украшала корона из слоновой кости.
Я уже говорил, что проснулся посреди ночи в сильной тревоге. Какое-то
время я даже не мог понять, продолжаю ли спать или уже бодрствую, потому что
пронзительный свист флейт все еще стоял у меня в ушах. Но когда я увидал на
полу полосы холодного лунного света, струившегося сквозь частый переплет
старинного окна, я решил, что все-таки проснулся, как и следовало ожидать, в
своей постели в замке Килдерри. Я еще более уверился в этом, услышав, как
часы в одной из нижних комнат пробили два раза. Но тут откуда-то издалека
опять донесся терзавший меня во сне свист дикая, сверхъестественная мелодия,
напоминавшая экстатическую пляску меналийских фавнов. Эти звуки не давали
заснуть, и я в раздражении вскочил с постели. Не могу сказать, почему я
подошел именно к тому окну, что выходило на север, или зачем стал
разглядывать безмолвную деревню и луга, лежавшие по краю болота. У меня не
было ни малейшего желания глазеть на окрестности, ибо я хотел спать; но от
свиста небыло спасения, и мне нужно было посмотреть, что там в конце концов
происходит и каким-нибудь образом остановить дикую свистопляску. Откуда я
мог знать, что мне предстоит увидеть?
В лунном свете, затопившем просторный луг, моим глазам предстало
зрелище, которое я не смогу забыть во всю оставшуюся жизнь. Под пение
тростниковых флейт, разносившееся над болотом, извиваясь в жутком
нечеловеческом танце, скользила странная толпа; все происходящее напоминало
одну из древних мистерий, справлявшихся где-нибудь на Сицилии в честь богини
Деметры в первое полнолуние после сбора винограда. Огромный луг, золотистый
свет луны, пляшущие тени, и царившая надо всем этим резкая монотонная
мелодия флейт эта немыслимая сцена буквально парализовала меня; несмотря на
невыносимый страх, я успел заметить, что половину танцоров составляли
поденщики, которым давно полагалось спать в своих кроватях, а другую... До
сих пор я не знаю, что представляли собой эти призрачные существа в
белоснежных одеяниях; почему-то я решил, что это печальные белые нимфы
здешних ручьев и ключей. Должно быть, я простоял немало минут, глядя на это
немыслимое действо из своего окна в башне, а потом вдруг провалился в
тяжелое забытье без сновидений, от которого очнулся только когда солнце уже
приближалось к зениту.
Первым моим желанием было немедленно рассказать обо всем увиденном
ночью Денису Барри, но яркое солнце, заглядывавшее в мои окна, успокоило
меня и внушило уверенность в том, что все эти кошмары не имеют никакой связи
с действительностью. Я подвержен довольно странным видениям, но мне всегда
хватало силы воли не верить в их реальность. Вот и на сей раз я ограничился
тем, что расспросил некоторых рабочих: нынче они опять проспали и, как и в
прошлый раз, ничего не могли припомнить из своих снов, кроме какого-то
пронзительного монотонного свиста. Постоянные упоминания об этих загадочных
звуках сильно меня озадачивали, но, в конце концов, это могли быть просто
осенние кузнечики, что появились раньше времени и тревожили всех нас во сне.
Днем я встретил Барри он сидел в библиотеке и размышлял над планами работ,
которые должны были начаться уже назавтра, и тут-то, вспомнив об этом, я
впервые испытал нечто вроде бессознательного ужаса, что изгнал из Килдерри
местных крестьян. По какой-то необъяснимой причине меня ужаснула сама мысль
потревожить покой болота и темные тайны, сокрытые в его глубинах. Перед моим
внутренним взором вставали леденящие кровь картины, доселе скрытые
наневедомой глубине под многовековым торфяником. Теперь мне казалось
безумием обнажать эти сокровенные глуби пред лицом дневного светила, и я
пожалел, что у меня нет убедительного повода немедленно уехать из замка. Я
попытался заговорить об этом с Барри, но при первых же моих словах он
принялся так громко смеяться, что я не осмелился продолжать. Мне оставалось
только молча наблюдать, как сияющее солнце заходит за далекие холмы, и весь
Килдерри, замерев в ожидании чего-то, зажигается алыми и золотыми огнями.
Я до сих пор не могу сказать с определенностью, насколько реальны были
события той ночи. В одном нет у меня сомнений: все происшедшее намного
превосходит самую буйную человеческую фантазию; с другой стороны, если то
был лишь бред, то как объяснить исчезновение людей, о котором впоследствии
стало известно всякому? Исполненный самых мрачных предчувствий, а лег
довольно рано и долго не мог заснуть в зловещей тишине старой башни.
1 2 3 4