https://www.dushevoi.ru/products/unitazy/nedorogie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Все тот же запах косметики, смешанный с запахом керосина… табаком не пахнет совсем. Под скатертью тоже один лишь пустой мрак. Потом взгляд скользит со шторы к книжной полке, а от книжной полки перелетает к телефону. По дороге его заставляет споткнуться и с неподдельным интересом возвратиться назад тот самый клочок бумаги, приколотый булавкой к шторе… прислушиваюсь к тому, что делается в соседней комнате, и, крадучись, обхожу стол и изучаю записку… семизначная цифра, написанная шариковой ручкой… специфически женский почерк, мелкий и четкий… номер телефона, который я запомнил… тот самый номер, который был на этикетке спичечного коробка из «Камелии». Но почему-то это открытие меня не особенно удивило. Вместо удивления сердце заледенело еще сильнее. Отгоняя от себя такую возможность, боясь ее, я в конечном счете ждал ее как нечто неизбежное. Значит, эта женщина совсем не была жертвой в чистом виде.
Неожиданно я становлюсь дерзким, грубым. Ну и хорошо, что стал таким, говорю я себе. Теперь меня отсюда уже никто не выгонит. У меня остался последний козырь — спички с разноцветными головками, да и то, что она заодно с таким же аферистом… ладно, но какой ужасный холод… вы действительно пьяны?.. это, может быть, потому, что я трезвею… так что вам угодно?.. да, действительно, что?.. до самой последней минуты я нес в охапке такое огромное количество всего, что и обеими руками не удержишь… и то мгновение, когда я, остановив возле дома машину, посмотрел на лимонную штору, колебался — выйти, не выйти… натянутая улыбка самому себе в зеркале, когда выключил мотор… бетонные ступени, скрадывающие шаги… освещенная фонарем, выложенная прямоугольниками черно-белая лестничная площадка, похожая на алтарь… но сейчас мои руки пусты, как после нападения грабителей.
Вы пьяны?.. поразительно, в общем более двух часов прошло с тех пор, как я, оставив включенным отопление, до конца опустил стекло и подставлял лицо ледяным иглам ночного ветра. К тому же водка, которой вы меня попрекали, — тоже не по моей вине. Водкой меня угостил не кто иной, как ваш любезный, рассудительный, горячо любимый сообщник. Если уж кого и следует винить в злых умыслах…
Что это за звук? Он идет из кухни, сразу же за портьерой. Слабый звук ударяющихся друг о друга стаканов, ясно различимый в мертвой тишине… специфический звук столкновения жидкости с воздухом… похожий на тоскливое всхлипывание звук, издаваемый льющимся пивом…
— Бутылочку пивка можно, наверно, а?
Нет особых оснований искушать меня. Я решил заглянуть в микроавтобус на берегу реки скорее из-за того, что проголодался. Подумать только, с самого утра у меня во рту не было ничего, кроме одной гречневой лепешки. И не потому, что негде было поесть — в Сантемэ на улице, по которой ходят автобусы, я видел старомодный ресторанчик, каких сейчас уже почти нет, — а просто меня привлекала надежда: вдруг в микроавтобусе мне удастся не только поесть, но и хоть сколько-нибудь приблизиться к пониманию того, что на самом деле представляет собой самозваный братец.
— Все эти передвижные заведения на одно лицо, верно?
— Как я и предполагал, вы наблюдательны.
В самоуверенном смехе не было и тени робости.
— На экзамене при поступлении в агентство у меня не обнаружили особых достоинств, и только оценка за сбор информации была высшей… странно, да?.. экзамены были серьезные… например, после того как вместе с экзаменатором обходишь универсальный магазин, он спрашивает с кем была женщина в красной юбке, какого цвета ботинки у мужчины, делавшего покупки в отделе галстуков?.. но экзамен по сбору информации несколько отличается… даются определенные условия, и ты должен дать четкие и определенные ответы на три вопроса: кого, о чем и как спрашивать… и, я всегда чувствовал себя как рыба в воде… Экзаменатор слушал, спрашивал… а я отвечал… техника сбора информации сложна, но затыкать уши еще сложнее…
Зажатая между обрывом и насыпью, ограждающей грушевый сад, дорога, точно туннель, такая темная, что даже кажется, будто забыл включить фары… неожиданный порыв ветра чуть ли не вырывает из рук руль, холм и сад кончаются, и начинается короткий, крутой подъем. И сразу же мы оказываемся на дамбе, и дорога разветвляется вправо и влево. И тут же внизу открывается скопление огней. Но в отличие от того, что я предполагал, они не растянуты в ряд, не образуют общей цепи иллюминации, связывающей между собой машины, нет музыки, нет праздничного гулянья. Просто несколько микроавтобусов с раскачивающимися на ветру круглыми красными фонариками, распахнув свои мрачные, бледные рты, образуют полукруг на берегу широкой обмелевшей реки, стоят на разном расстоянии один от другого, под разными углами.
Но взгляд привлекал скорее пейзаж в противоположной стороне от берега, за дамбой. До этого скрытый насыпью грушевого сада, он не был виден — огромное пространство совершенно голой земли, на которой уничтожены поля, снесены постройки, выкорчеваны деревья, ярко освещалось, точно сцена, колоссальными, в метр диаметром, прожекторами. Справа, метрах в ста, строительная контора и несколько бараков, точно светящиеся кубики, вносили оживление — это был пульс жизни, копирующий большой город. Бульдозеры, экскаваторы, вгрызающиеся в холм прямо перед нами… узоры, беспорядочно прочерченные гусеничными тракторами… выложенная бетонными плитами дорога, соединяющая строительную площадку с шоссе… внезапно раздается гудок, и машины и моторы, сотрясавшие своим ревом простирающееся над ними черное небо, умолкают. Три грузовика помчались от бараков к строительной площадке. Каждый из них битком набит, похоже, строителями, едущими на работу, и, судя по тому, что освещение не гаснет, работы ведутся, наверно, без перерыва, в три смены. Горячее времечко, подал он голос, и мы направили машину к берегу реки.
Подъехав, мы увидели, что у микроавтобусов еще заметно некоторое оживление, во всяком случае большее, чем это казалось, когда мы смотрели на них с дамбы. Над раскрытыми настежь задними дверьми навешены деревянные козырьки от дождя, прилавком служат небольшие возвышения на полу; китайская лапша, сосиски, сакэ и острая закуска к нему — все это здесь едят стоя, пьют стоя. Позади прилавка, в глубине — газовая плита, и в каждом автобусе человек в белом фартуке, по виду повар, сидит на дзабутоне. Прилавок — всего десять сантиметров над полом, и поэтому ему приходится стоять на коленях.
Таких микроавтобусов всего шесть (не знаю — то ли рабочий с топливной базы соврал, то ли в этот вечер их было меньше, чем обычно), у трех из них по нескольку посетителей. Как раз в центре образованного ими полукружия — две женщины и трое парней сидят около костра, разложенного в металлической бочке… парни в черных сапогах, стеганых куртках и даже в фуфайках — сразу ясно, что это компания известного сорта. Женщины до ушей завернуты в толстые пальто — видны лишь волосы. Действительно, этим женщинам, волосы которых были кое-где подпалены языками пламени, вырывающимися из бочки, подходило название «дырявый дзабутон». От реки по гальке тяжело шлепает молодой парень, неся канистру из-под бензина. Воду, наверно, притащил. Вот почему здешнюю еду хочется продезинфицировать не простым, а подогретым сакэ, которое покрепче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
 зеркало круглое в ванную 

 Plaza Cavallino