Однажды во время игры Серапион не подал мяча царю. Александр удивился и задал вопрос: «А мне ты не дашь?». «А ты не просишь», – последовал мгновенный ответ. Александр рассмеялся и щедро одарил Серапиона. Другой раз, рассердившись на Протея, постоянного участника царских пиров, Александр дал ему в знак примирения по его просьбе 5 талантов серебра. Когда Перилл, один из царских «друзей», попросил у Александра приданое для своих дочерей, Александр велел ему взять 50 талантов. Пораженный такой огромной суммой, Перилл заметил, что и 10 талантов довольно. «Тебе довольно взять, – отвечал Александр, – но мне не довольно дать». Еще один эпизод: Александр приказал своему управителю выдать придворному философу Анаксарху столько, сколько тот пожелает. Управитель в ужасе донес, что Анаксарх требует 100 талантов. «Он хорошо поступает, – сказал на это Александр, – ведь он знает, что у него есть друг, могущий и желающий подарить такую сумму» [там же, 179 – 180а]. Рассказывали также [Плутарх, Апофт. Фок., 18; Элиан, 1, 25; Сенека, О благод., 2, 16], что афинскому политическому деятелю Фокиону Александр дал 100 талантов серебра, а позже предложил во владение один из четырех городов – Киос, Елею, Миласу, Гергиты, (иначе – Патары) [ср.: Элиан, 11, 9; Плутарх, Апофт, Фок., 188с]. Фокион отказался от этих даров, и раздраженный Александр написал ему, что не считает своими друзьями тех, кто ничего у него не просит. Тогда Фокион попросил отпустить на свободу нескольких известных греков. Настойчивые советы матери умерить свою щедрость Александр пропускал мимо ушей.
Воины Александра оставили для него роскошно убранный шатер персидского царя. Войдя в него, Александр снял доспехи и отправился мыться, сказав: «Пойдем, смоем пот сражения в бане Дария!». «Нет, – возразил один из дружинников, – в бане Александра: ведь имущество побежденных должно и называться именем победителя!». Когда Александр увидел всевозможные золотые кувшины, флаконы, ванны, высокий шатер с великолепными ложами, столами и посудой, потрясенный, он сказал, обращаясь к дружинникам: «Вот это и есть, как кажется, быть царем» [Плутарх, Алекс, 20].
Свой поход Александр начинал, располагая крайне ограниченными денежными средствами; теперь он превратился в обладателя огромного состояния, который может позволить себе жить истинно по-царски, не так, как живут где-то в македонском захолустье, не считать каждый обол. Его пиры становились все дороже и дороже, пока, наконец, их стоимость не достигла 100 мин, т. е. 10 тыс. драхм ежедневно [там же, 23; Афиней, 4, 146с]. О пиршествах Александра вообще ходили всевозможные легенды. Говорили, что за его столом собирались до 6 тыс. военачальников, которые восседали на серебряных креслах и возлежали па серебряных ложах облаченные в пурпурные одежды [Афиней, 1, 17]. Однако, произнося вышеприведенные слова, Александр, вероятно, имел в виду не только неслыханную роскошь. Может быть, именно после битвы при Иссе в его сознании зародилась мысль о том, что подлинный царь – это не македонский предводитель ополченцев и дружинников, каким его привычно воспринимали и македоняне, и греки, а властелин огромного мира, высоко вознесшийся над толпами подданных, простирающихся во прахе перед его тропом.
Омывшись в бане, Александр уже садился за пиршественный стол, когда ему сказали, что среди пленных находятся мать Дария III Сисигамбис, его жена Статира, малолетний сын Ох и две взрослые дочери, оплакивающие гибель персидского царя. Желая их успокоить, Александр послал к ним Леонната сказать, что Дарий жив и что они не должны бояться его, Александра, который воюет с Дарием лишь за власть. Александр обещал предоставить им все, что они пожелают, как это было в царствование их сына, мужа и отца. На следующее утро вместе с Гефестионом Александр отправился лично навестить семейство Дария. Не обошлось, как обычно, без недоразумения: Сисигамбис приняла за македонского царя более представительного и пышно одетого Гефестиона и пала перед ним. Поняв по поведению окружающих свою ошибку, она в страхе простерлась перед Александром, в тот поднял ее с земли, промолвив: «Не тревожься, мать, ведь он тоже Александр!». По приказанию победителя пленным были возвращены их имущество я прислуга (но некоторым рассказам, Александр даже увеличил штат прислужниц при матери и жене Дария); Александр взял на себя замужество дочерей и воспитание сына побежденного [Арриан, 2, 12, 3–8; Плутарх, Алекс, 21; Диодор, 17, 37, 3 – 38, 3; Руф, 3, 11, 24–12, 26; Юстин 11, 9, 12–16; Вал. Макс, 4, 7, 2]. Статира умерла через несколько месяцев во время родов, а Сисигамбис и ее внуки постоянно находились при дворе Александра, пользовались неизменным благоволением царя, а с 331 г. жили в Сузах. Дочери и сын Дария получали по указанию Александра греческое воспитание.
Возникает естественный вопрос: чем объяснить такое, совершенно необычное, по понятиям эпохи, поведение Александра? Все ожидали, что он сделает Статиру своей наложницей, а престарелая царица и ее внуки станут рабами при царском дворе.
В древности были распространены слухи о холодно-равнодушном отношении Александра к женщинам, и он, по-видимому, культивировал и оберегал эту свою репутацию. Про него рассказывали (правда, рассказ исходит от враждебно настроенных кругов [Афиней, 10, 435а]), будто еще при жизни отца обеспокоенные родители подарили ему фессалийскую гетеру Калликсену, но вступил он в связь с ней очень неохотно и только по настоянию матери. Другая гетера, Панкаста [Плиний, ЕЙ, 35, 86; Элиан, 12, 34], находилась в окружении царя и, вероятно, была его наложницей в 336–334 гг., однако сколько-нибудь заметной роли в жизни Александра не играла. Существует предание, будто последний велел знаменитому художнику Апеллесу нарисовать ее портрет; Апеллес влюбился в свою модель, и тогда Александр подарил Панкасту живописцу. Воздержавшись от близости с попавшими в его руки женой и дочерьми Дария III, Александр наглядно демонстрировал свое целомудрие и милосердие – качества, высоко ценившиеся в идеальном воине.
Однако были у Александра и иные, политические мотивы, заставившие его отнестись к семейству Дария и к прибившимся к этой семье аристократкам с повышенным вниманием. Можно было допустить, что он желает использовать их как заложников, и сам Дарий, судя по некоторым признакам, именно так и думал. Между тем все дальнейшее поведение Александра свидетельствует о другом. Судьбой плененной семьи персидского царя и знатных персиянок Александр уже после битвы при Иссе хотел показать, что в создаваемом им царстве и при его дворе найдется достаточно почетное место для любого иранца, в том числе и для выходцев из царствующего дома, и даже для самого Дария, если он пожелает покориться Александру.
Битва при Иссе сделала Александра хозяином всего Переднеазиатского Средиземноморья. Меняя лошадей на своем пути, бросая все лишнее, Дарий III поспешно скрылся за Евфратом. По дороге к нему присоединилось 4 тыс. беглецов, спасшихся из-под Исса, – греков-наемников и персов. С ними он прибыл в Вавилон и приступил к формированию новой армии [Арриан, 2, 13, 1; Руф, 4, 1, 1–3; ср.: Диодор, 17, 39, 1]. Другая группа наемников-греков (около 8 тыс. человек), предводимая Аминтой, сыном Антиоха, бежала в г. Триполис (Финикия), а оттуда морем на Кипр и далее в Египет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Воины Александра оставили для него роскошно убранный шатер персидского царя. Войдя в него, Александр снял доспехи и отправился мыться, сказав: «Пойдем, смоем пот сражения в бане Дария!». «Нет, – возразил один из дружинников, – в бане Александра: ведь имущество побежденных должно и называться именем победителя!». Когда Александр увидел всевозможные золотые кувшины, флаконы, ванны, высокий шатер с великолепными ложами, столами и посудой, потрясенный, он сказал, обращаясь к дружинникам: «Вот это и есть, как кажется, быть царем» [Плутарх, Алекс, 20].
Свой поход Александр начинал, располагая крайне ограниченными денежными средствами; теперь он превратился в обладателя огромного состояния, который может позволить себе жить истинно по-царски, не так, как живут где-то в македонском захолустье, не считать каждый обол. Его пиры становились все дороже и дороже, пока, наконец, их стоимость не достигла 100 мин, т. е. 10 тыс. драхм ежедневно [там же, 23; Афиней, 4, 146с]. О пиршествах Александра вообще ходили всевозможные легенды. Говорили, что за его столом собирались до 6 тыс. военачальников, которые восседали на серебряных креслах и возлежали па серебряных ложах облаченные в пурпурные одежды [Афиней, 1, 17]. Однако, произнося вышеприведенные слова, Александр, вероятно, имел в виду не только неслыханную роскошь. Может быть, именно после битвы при Иссе в его сознании зародилась мысль о том, что подлинный царь – это не македонский предводитель ополченцев и дружинников, каким его привычно воспринимали и македоняне, и греки, а властелин огромного мира, высоко вознесшийся над толпами подданных, простирающихся во прахе перед его тропом.
Омывшись в бане, Александр уже садился за пиршественный стол, когда ему сказали, что среди пленных находятся мать Дария III Сисигамбис, его жена Статира, малолетний сын Ох и две взрослые дочери, оплакивающие гибель персидского царя. Желая их успокоить, Александр послал к ним Леонната сказать, что Дарий жив и что они не должны бояться его, Александра, который воюет с Дарием лишь за власть. Александр обещал предоставить им все, что они пожелают, как это было в царствование их сына, мужа и отца. На следующее утро вместе с Гефестионом Александр отправился лично навестить семейство Дария. Не обошлось, как обычно, без недоразумения: Сисигамбис приняла за македонского царя более представительного и пышно одетого Гефестиона и пала перед ним. Поняв по поведению окружающих свою ошибку, она в страхе простерлась перед Александром, в тот поднял ее с земли, промолвив: «Не тревожься, мать, ведь он тоже Александр!». По приказанию победителя пленным были возвращены их имущество я прислуга (но некоторым рассказам, Александр даже увеличил штат прислужниц при матери и жене Дария); Александр взял на себя замужество дочерей и воспитание сына побежденного [Арриан, 2, 12, 3–8; Плутарх, Алекс, 21; Диодор, 17, 37, 3 – 38, 3; Руф, 3, 11, 24–12, 26; Юстин 11, 9, 12–16; Вал. Макс, 4, 7, 2]. Статира умерла через несколько месяцев во время родов, а Сисигамбис и ее внуки постоянно находились при дворе Александра, пользовались неизменным благоволением царя, а с 331 г. жили в Сузах. Дочери и сын Дария получали по указанию Александра греческое воспитание.
Возникает естественный вопрос: чем объяснить такое, совершенно необычное, по понятиям эпохи, поведение Александра? Все ожидали, что он сделает Статиру своей наложницей, а престарелая царица и ее внуки станут рабами при царском дворе.
В древности были распространены слухи о холодно-равнодушном отношении Александра к женщинам, и он, по-видимому, культивировал и оберегал эту свою репутацию. Про него рассказывали (правда, рассказ исходит от враждебно настроенных кругов [Афиней, 10, 435а]), будто еще при жизни отца обеспокоенные родители подарили ему фессалийскую гетеру Калликсену, но вступил он в связь с ней очень неохотно и только по настоянию матери. Другая гетера, Панкаста [Плиний, ЕЙ, 35, 86; Элиан, 12, 34], находилась в окружении царя и, вероятно, была его наложницей в 336–334 гг., однако сколько-нибудь заметной роли в жизни Александра не играла. Существует предание, будто последний велел знаменитому художнику Апеллесу нарисовать ее портрет; Апеллес влюбился в свою модель, и тогда Александр подарил Панкасту живописцу. Воздержавшись от близости с попавшими в его руки женой и дочерьми Дария III, Александр наглядно демонстрировал свое целомудрие и милосердие – качества, высоко ценившиеся в идеальном воине.
Однако были у Александра и иные, политические мотивы, заставившие его отнестись к семейству Дария и к прибившимся к этой семье аристократкам с повышенным вниманием. Можно было допустить, что он желает использовать их как заложников, и сам Дарий, судя по некоторым признакам, именно так и думал. Между тем все дальнейшее поведение Александра свидетельствует о другом. Судьбой плененной семьи персидского царя и знатных персиянок Александр уже после битвы при Иссе хотел показать, что в создаваемом им царстве и при его дворе найдется достаточно почетное место для любого иранца, в том числе и для выходцев из царствующего дома, и даже для самого Дария, если он пожелает покориться Александру.
Битва при Иссе сделала Александра хозяином всего Переднеазиатского Средиземноморья. Меняя лошадей на своем пути, бросая все лишнее, Дарий III поспешно скрылся за Евфратом. По дороге к нему присоединилось 4 тыс. беглецов, спасшихся из-под Исса, – греков-наемников и персов. С ними он прибыл в Вавилон и приступил к формированию новой армии [Арриан, 2, 13, 1; Руф, 4, 1, 1–3; ср.: Диодор, 17, 39, 1]. Другая группа наемников-греков (около 8 тыс. человек), предводимая Аминтой, сыном Антиоха, бежала в г. Триполис (Финикия), а оттуда морем на Кипр и далее в Египет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57