Установив, что армия визиря превосходит его армию в четыре-пять раз, Румянцев старался обмануть противника. «Стараюсь, – писал он, – в неприятеля вложить больше мыслей, чем суть прямые мои силы, и прикрывать недостаток оных видом наступательных действий».
Опытный полководец обнаружил невыгодные стороны позиции великого визиря, слабое место его боевого порядка и против него сосредоточивал свои главные силы.
Учитывая огромный перевес противника в коннице, Румянцев выделяет на этот раз 11 тысяч солдат на прикрытие своего тыла, с 8 тысячами сковывает правый фланг турок и 19 тысяч сам ведет на их левый фланг.
В пять часов утра 2 августа 1770 года завязалось Кагульское сражение. Великий визирь бросил на тылы русских татарскую конницу, которую с трудом сдерживали войска, посланные Румянцевым. Турецкий лагерь встретил подходившие русские каре огнем ста пятидесяти орудий. В восемь часов утра из лагеря перешли в атаку 10 тысяч янычар (отборной турецкой пехоты); они смяли одно каре, стали теснить другое.
«Теперь настало наше дело», – спокойно сказал Румянцев, помчался к отступающим войскам, остановил их, построил в каре, повернул им на помощь соседние каре, бросил в атаку резервы и выдвинул орудия.
Удары пушечных ядер в сплошные толпы янычар, по плотным массам конницы наносили им страшный урон; взаимодействие артиллерии с пехотой и кавалерией, атаки каре «на штыках», натиск регулярных, твердо управляемых войск были эффективней отчаянных порывов противника. К полудню огромный лагерь великого визиря был разгромлен, были захвачены сто сорок орудий, весь обоз.
«…Не ушла ни одна нога, – писалось о результатах сражения в журнале военных действий, – …великая часть их (турок), избегнув наших рук, потопилась в Дунае, когда визирь прибежал в торопливости и страхе. Бегущие воины, угнетая и рубя друг дружку, одни садились на суда, другие хватались за канаты и доски, погружая самые судны неумеренною тягостью ко дну вместе с собою. Словом, гибель тут была туркам наивеличайшая…»
Все пространство между Днестром, Прутом и Дунаем было занято русскими войсками. Румянцев был произведен в фельдмаршалы.
Для М. И. Кутузова эти сражения стали незабываемой школой военного искусства. Корпус генерала Баура всегда наступал на главных участках. Кутузов, как офицер генерального штаба, сам вел разведку, производил рекогносцировку, разбирался в сложных передвижениях своих войск и противника, бросался с резервами туда, где назревала опасность, а ночами составлял планы действий корпуса. Он близко видел действия Румянцева в сражениях, где тот добивался высших успехов и славы.
Кутузов постигал стратегию сокрушения Румянцева, считавшего, что «никто не берет города, не разделавшись с войсками, его защищавшими». И здесь же видел Кутузов, что стратегия Румянцева заключается не только и не всегда в наступлении. Когда Румянцева после одержанных побед стали из Петербурга понуждать перейти Дунай, он категорически отказался: «Стою непременно на том правиле, что, не обеспечивши надежно оставляемого за собой, большими шагами нельзя ступать вперед».
Наступит время, и Кутузов осуществит основную идею стратегии и тактики Румянцева: не раз добьется разгрома и полного уничтожения армии противника; применит, как и Румянцев, охват армии противника и удары по ней с фронта, с тыла, с флангов, в каждом бою будет творить, как и Румянцев, но при иных условиях, в борьбе с иным противником, иначе, чем Румянцев. Да и Румянцев, имея перед собой не 150 тысяч турок и татар, а великую французскую армию во главе с Наполеоном, вряд ли атаковал бы ее сразу силами 40 тысяч солдат, имея позади Москву и страну, независимость которой зависела от данного сражения.
До той поры, когда Кутузов применит замечательный опыт и уроки Румянцева, пройдет еще сорок лет.
А пока служба Кутузова в армии Румянцева неожиданно и нелепо прекратилась. Кто-то из «друзей» Кутузова донес Румянцеву, что в часы досуга под веселый смех товарищей капитан Кутузов копировал походку и манеры главнокомандующего. А фельдмаршал был очень обидчив; несмотря на чины и славу, его обходили в Петербурге, при дворе уязвляли самолюбие, потому крут и резок был Петр Александрович в обращенье даже с вышестоящими.
Безупречная служба и боевые заслуги спасли молодого офицера от гнева главнокомандующего, он удовлетворился переводом насмешника в Крымскую армию.
Это событие оставило на всю жизнь глубокий след в характере Михаила Илларионовича. Он стал скрытным, недоверчивым, замкнутым. Внешне это был тот же Кутузов, веселый, общительный, но близко знавшие его люди говорили, что «сердца людей открыты Кутузову, но его сердце закрыто для них».
В Крымской армии Кутузов продолжал трудный и опасный путь боевого командира. То, командуя казаками, он дерется в стычках с татарскими наездниками, то ведет разведку, затем командует батальоном, во главе которого участвует в отражении турецкого десанта на крымское побережье, в штурме укрепления, который едва не стал для М. И. Кутузова роковым.
Об этом бое и ранении Кутузова под Алуштой (где ныне стоит памятник) доносил Екатерине II генерал-аншеф В. М. Долгоруков.
«…На отражение неприятеля, выгрузившего флот и поставившего лагерь свой при местечке Алушта, – писал он образным слогом того времени, – поспешал я туда… со всевозможною скоростью… 22 числа (22.7–3.8. 1774 г. – М. Б.) прибыл я… в самую внутренность гор, откуда лежащая к морю страшною ущелиною дорога окружена горами и лесом, а в иных местах такими пропастьми, что с трудом два только человека в ряд пройти могут, одни только войска… на собственных раменах открыли там путь единорогам.
Между тем турки, отделясь от главного своего при Алуште лагеря… тысячах в семи или осьми, заняли твердую позицию в четырех верстах от моря, пред деревнею Шумою, на весьма выгодном месте, с обеих сторон которого были крутые каменные стремнины укреплены ретраншаментами.
Неприятель, пользуясь удобностью места и превосходством сил, защищался более двух часов, когда каре, подаваясь вперед непроходимыми стезями, приобретали каждый шаг кровью, не умолкала с обеих сторон производимая из пушек и ружей наисильнейшая пальба».
Было приказано: «приняв неприятеля в штыки, продраться в ретраншамент, что и исполнено… где сильнейшее было сопротивленье Московскому легиону.
…Турки… бросились стремглав к Алуште, оставя свои батареи, будучи гонимы к обширному лагерю своему на берегу стоящему.
…Число побитого неприятеля наверно знать не можно, поелику в пропастях и между каменьями повержены тела их.
…Из числа раненых… Московского легиона подполковник Голенищев-Кутузов, приведший свой батальон, из новых молодых людей состоящий, до такого совершенства, что в деле с неприятелем превосходил оный старых солдат.
Сей штаб-офицер получил рану пулею, которая, ударивши его между глазу и виска, вышла напролет в том же месте на другой стороне лица…»
Пуля пробила голову, не задев мозга. Кутузов выжил и отправился за границу лечиться.
Михаил Илларионович много путешествовал по Европе, долго жил в Лейдене – тогдашнем центре науки, встречался с учеными, передовыми людьми Европы и европейскими полководцами того времени – Фридрихом II и Лаудоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59