Не случайно и булгаковский Мастер еще в самый разгар работы над своим романом точно знал, что его последними словами будут слова «пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат». Один же из современных русских писателей закончил свое произведение не точкой и не многоточием, а запятой с тире, желая этим показать «открытость» финала, и справедливо рассердился на редакцию, заменившую эти знаки препинания тривиальной и неподходящей по смыслу точкой… Все это показывает, насколько важна опорная точка в финале произведения.
Иногда — хотя и не так часто — одна из опорных точек композиции находится, напротив, в самом начале произведения, как, например, в романе Толстого «Воскресение»: «Как ни старались люди, собравшись в одно место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, — весна была весною даже и в городе».
Здесь любимое толстовское противопоставление естественности и красоты природы и неестественности и безобразия цивилизации становится нравственным камертоном для всего последующего повествования.
Еще пример: любое вступление к поэме у Маяковского становится важной опорной точкой композиции, своего рода программным заявлением, во многом определяющим дальнейший ход произведения.
Опорные точки композиции могут иногда располагаться в начале и конце (чаще) частей, глав, актов и т. п. Так, в «Войне и мире» Толстого многие части открываются важными для автора философскими раздумьями или обобщениями. В поэмах Маяковского каждая глава обязательно заканчивается ударным финалом, как бы обобщающим ее содержание, подводящим эмоционально-смысловой итог. Об особенностях такого композиционного построения пьесы выразительно говорил Чехов: «Все действие я веду мирно и тихо, а в конце даю зрителю по морде»,[76] - отмечая при этом, что так же он строит и свои рассказы.
Часто опорные точки композиции — это наиболее сильные художественные эффекты и приемы, легко воспринимаемые как таковые на фоне достаточно «спокойном». Так, Пушкин в стихотворении «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор…») выдерживает основной тон произведения довольно спокойным — нет ни особенно взволнованных интонаций, ни бросающейся в глаза иносказательной образности — Пушкин обходится в основном общепоэтическими в его время тропами «холодный свет», «сын севера», «блуждающая судьба» и т. п. Но в двух фрагментах стихотворения все обстоит иначе, здесь Пушкин создает яркие, свежие, запоминающиеся образы, его интонация становится явно приподнятой и даже восторженной в одном случае и элегически-печальной в другом. Первая опорная точка — выразительнейшая, вошедшая едва ли не в семью крылатых слов седьмая строфа, находящаяся примерно в середине стихотворения:
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа, неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
Вторая опорная точка, как и полагается, в концовке, в последних двух строфах, где возникает глубоко трогающий и поэтически неожиданный образ последнего лицеиста, которому «под старость день Лицея / Торжествовать придется одному». Здесь же и самый финал, как всегда у Пушкина мудрый и умиротворяющий:
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведет,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провел без горя и забот.
В другом стихотворении Пушкина, «Клеветникам России», одна из опорных точек непосредственно перед концовкой выделяется интонационно: на фоне опять-таки довольно обычных интонаций здесь шесть раз подряд повторен риторический вопрос, после чего дан повтор в форме синтаксического параллелизма, причем от начала к концу этого фрагмента интонационный напор ощутимо усиливается, достигая апогея в последней строчке:
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?…
Отметим, между прочим, что здесь для усиления звучания последней строки применен уже известный нам прием кольцевой рифмовки. Вторая же опорная точка в композиции, стихотворения — последние четыре строки — с максимальной силой воплощает ту интонацию, которая характерна для стихотворения в целом — интонацию спокойной силы, уверенности и достоинства:
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди не чуждых им гробов.
В «Войне и мире» у Толстого, вообще-то не склонного к частому употреблению иносказательной образности, кульминационные точки отмечены бросающимися в глаза метафорами, при помощи которых он описывает внутреннее состояние своих героев в наиболее острые, кризисные моменты их нравственно-философских поисков; часто — в те моменты, когда герои почти разуверились в смысле жизни. Вот в качестве примера два фрагмента; первый изображает состояние Пьера после дуэли с Долоховым и перед встречей с Баздеевым, второй — его же состояние после расстрела пленных;
«О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, все на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его».
«С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора».
Зачастую наиболее выразительный образ писатель «приберегает» под конец, и опорная точка оказывается отмеченной в тексте дважды: и особой силой художественного эффекта, и своим положением в финале произведения; таков, например, образ черного солнца на черном небе в концовке шолоховского «Тихого Дона».
Если в произведении осуществлен повтор как композиционный принцип, то в местах повтора, как правило, находятся опорные точки. Выше уже приводились примеры того, как повторяющиеся образы, детали, интонации и т. п. организуют художественное целое. То же следует сказать и об антитезе: если на ней построено произведение как на композиционном принципе, то моменты наиболее открытого проявления антитетичности чаще всего бывают опорными точками. Например, роман Достоевского «Братья Карамазовы» основан на композиционном противопоставлении «двух бездн в душе человека», «идеала содомского» и «идеала мадонны». Опорными точками становятся те моменты, в которых явственнее всего видно, как «дьявол с богом борется»: приход Алеши к Грушеньке, разговор Алеши с Иваном, «кошмар Ивана Федоровича» и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Иногда — хотя и не так часто — одна из опорных точек композиции находится, напротив, в самом начале произведения, как, например, в романе Толстого «Воскресение»: «Как ни старались люди, собравшись в одно место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, — весна была весною даже и в городе».
Здесь любимое толстовское противопоставление естественности и красоты природы и неестественности и безобразия цивилизации становится нравственным камертоном для всего последующего повествования.
Еще пример: любое вступление к поэме у Маяковского становится важной опорной точкой композиции, своего рода программным заявлением, во многом определяющим дальнейший ход произведения.
Опорные точки композиции могут иногда располагаться в начале и конце (чаще) частей, глав, актов и т. п. Так, в «Войне и мире» Толстого многие части открываются важными для автора философскими раздумьями или обобщениями. В поэмах Маяковского каждая глава обязательно заканчивается ударным финалом, как бы обобщающим ее содержание, подводящим эмоционально-смысловой итог. Об особенностях такого композиционного построения пьесы выразительно говорил Чехов: «Все действие я веду мирно и тихо, а в конце даю зрителю по морде»,[76] - отмечая при этом, что так же он строит и свои рассказы.
Часто опорные точки композиции — это наиболее сильные художественные эффекты и приемы, легко воспринимаемые как таковые на фоне достаточно «спокойном». Так, Пушкин в стихотворении «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор…») выдерживает основной тон произведения довольно спокойным — нет ни особенно взволнованных интонаций, ни бросающейся в глаза иносказательной образности — Пушкин обходится в основном общепоэтическими в его время тропами «холодный свет», «сын севера», «блуждающая судьба» и т. п. Но в двух фрагментах стихотворения все обстоит иначе, здесь Пушкин создает яркие, свежие, запоминающиеся образы, его интонация становится явно приподнятой и даже восторженной в одном случае и элегически-печальной в другом. Первая опорная точка — выразительнейшая, вошедшая едва ли не в семью крылатых слов седьмая строфа, находящаяся примерно в середине стихотворения:
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа, неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
Вторая опорная точка, как и полагается, в концовке, в последних двух строфах, где возникает глубоко трогающий и поэтически неожиданный образ последнего лицеиста, которому «под старость день Лицея / Торжествовать придется одному». Здесь же и самый финал, как всегда у Пушкина мудрый и умиротворяющий:
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведет,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провел без горя и забот.
В другом стихотворении Пушкина, «Клеветникам России», одна из опорных точек непосредственно перед концовкой выделяется интонационно: на фоне опять-таки довольно обычных интонаций здесь шесть раз подряд повторен риторический вопрос, после чего дан повтор в форме синтаксического параллелизма, причем от начала к концу этого фрагмента интонационный напор ощутимо усиливается, достигая апогея в последней строчке:
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?…
Отметим, между прочим, что здесь для усиления звучания последней строки применен уже известный нам прием кольцевой рифмовки. Вторая же опорная точка в композиции, стихотворения — последние четыре строки — с максимальной силой воплощает ту интонацию, которая характерна для стихотворения в целом — интонацию спокойной силы, уверенности и достоинства:
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди не чуждых им гробов.
В «Войне и мире» у Толстого, вообще-то не склонного к частому употреблению иносказательной образности, кульминационные точки отмечены бросающимися в глаза метафорами, при помощи которых он описывает внутреннее состояние своих героев в наиболее острые, кризисные моменты их нравственно-философских поисков; часто — в те моменты, когда герои почти разуверились в смысле жизни. Вот в качестве примера два фрагмента; первый изображает состояние Пьера после дуэли с Долоховым и перед встречей с Баздеевым, второй — его же состояние после расстрела пленных;
«О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, все на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его».
«С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора».
Зачастую наиболее выразительный образ писатель «приберегает» под конец, и опорная точка оказывается отмеченной в тексте дважды: и особой силой художественного эффекта, и своим положением в финале произведения; таков, например, образ черного солнца на черном небе в концовке шолоховского «Тихого Дона».
Если в произведении осуществлен повтор как композиционный принцип, то в местах повтора, как правило, находятся опорные точки. Выше уже приводились примеры того, как повторяющиеся образы, детали, интонации и т. п. организуют художественное целое. То же следует сказать и об антитезе: если на ней построено произведение как на композиционном принципе, то моменты наиболее открытого проявления антитетичности чаще всего бывают опорными точками. Например, роман Достоевского «Братья Карамазовы» основан на композиционном противопоставлении «двух бездн в душе человека», «идеала содомского» и «идеала мадонны». Опорными точками становятся те моменты, в которых явственнее всего видно, как «дьявол с богом борется»: приход Алеши к Грушеньке, разговор Алеши с Иваном, «кошмар Ивана Федоровича» и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86